Быть знаменитостью — это как быть городским сквером. Ты становишься разновидностью общественной собственности.
Потом ложусь и смотрю в небо. Оно странного цвета — угольно-красного, словно день истекает кровью.
Быть знаменитостью — это как быть городским сквером. Ты становишься разновидностью общественной собственности.
Потом ложусь и смотрю в небо. Оно странного цвета — угольно-красного, словно день истекает кровью.
Еще одна проблема, это наша любимая — коррупция. Политики даже любят называть ее болезнью. Тут я не совсем согласен, просто те, кто, собственно, болен, они чувствуют себя лучше, чем здоровые. Уж сколько мы с этой коррупцией не боремся, сколько не искореняем, она все крепче и крепче. Меня повеселило то, что наше руководство уговорило Европу выделить нам на борьбу с коррупцией деньги. Деньги на борьбу с коррупцией! Это вот, как если бы муж сказал жене: «Дорогая, я бросаю пить, но для этого мне нужна бутылка водки». И она верит, говорит: «Конечно, на. Но смотри, если выпьешь — больше не дам». А ему щас больше и не надо. Ему нормально. Ну в смысле, нам. Ну, в смысле, даже им. Тем, кто заболел.
Любовь — это всего лишь случайный баг в центральной нервной системе.
(Любовь — это просто короткое замыкание в электрической цепи нейронов. Свои ненужные эмоции можешь выкинуть вон в ту урну.)
Раз уж мы так созданы, что все примеряем к себе и себя ко всему, — значит, радость и горе зависят от того, что нас окружает, и ничего нет опаснее одиночества.
Усталость сродни холоду — она сжимает грудь, замедляет дыхание, мешает двигаться, сковывает мысли.
Скука — это игрушка для тех, для кого все дома на одно лицо, все кошки одинаковые, все книги похожи и все люди — замаскированные сволочи.