Все на свете – просто водоворот мыслей, и мир вокруг нас делается реальным только потому, что ты становишься этим водоворотом сам.
Так уж устроен этот мир, что на все вопросы приходится отвечать посреди горящего дома.
Все на свете – просто водоворот мыслей, и мир вокруг нас делается реальным только потому, что ты становишься этим водоворотом сам.
Так уж устроен этот мир, что на все вопросы приходится отвечать посреди горящего дома.
Эх, Петька, Петька, знавал я одного китайского коммуниста по имени Цзе Чжуан. Ему часто снился один сон – что он красная бабочка, летающая среди травы. И когда он просыпался, он часто не мог взять в толк, то ли это бабочке приснилось, что она занимается революционной работой, то ли это подпольщик видел сон, в котором он порхал среди цветов. Так вот, когда этого Цзе Чжуана арестовали в Монголии за саботаж, он на допросе так и сказал, что он на самом деле бабочка, которой все это снится. Поскольку допрашивал его сам барон Юнгерн, а он человек с большим пониманием, следующий вопрос был о том, почему эта бабочка за коммунистов. А он сказал, что она вовсе не за коммунистов. Тогда его спросили, почему в таком случае бабочка занимается подрывной деятельностью. А он ответил, что все, чем занимаются люди, настолько безобразно, что нет никакой разницы, на чьей ты стороне.
– Поистине, – сказал Кавабата, поднимая лезвие на уровень глаз и внимательно в него вглядываясь, – поистине мир этот подобен пузырям на воде. Не так ли?
Сердюк подумал, что Кавабата прав, и ему очень захотелось сказать японцу что-нибудь такое, чтобы тот ощутил, до какой степени его чувства поняты и разделены.
– Какое там, – сказал он, приподнимаясь на локте. – Он подобен... сейчас... Он подобен фотографии этих пузырей, завалившейся за комод и съеденной крысами.
Представьте себе не проветренную комнату, в которую набилось ужасно много народу. И все они сидят на разных уродливых табуретах, на расшатанных стульях, каких-то узлах и вообще на чём попало. А те, кто попроворней, норовят сесть на два стула сразу или согнать кого-нибудь с места, занять его самому. Таков мир, в котором вы живете.
Реальность – это пластилин с изюмом. Человек давит пальцами на возникающую перед ним пластилиновую картинку под названием «мир», чтобы выковырять для себя несколько вкусных крошек, а на этой картинке рушатся башни, тонут корабли, гибнут империи и цивилизации. Но это, как правило, видят уже другие.
– Поистине, – сказал Кавабата, поднимая лезвие на уровень глаз и внимательно в него вглядываясь, – поистине мир этот подобен пузырям на воде. Не так ли?
Сердюк подумал, что Кавабата прав, и ему очень захотелось сказать японцу что-нибудь такое, чтобы тот ощутил, до какой степени его чувства поняты и разделены.
– Какое там, – сказал он, приподнимаясь на локте. – Он подобен... сейчас... Он подобен фотографии этих пузырей, завалившейся за комод и съеденной крысами.
Знаете, Петр, когда приходится говорить с массой, совершенно неважно, понимаешь ли сам произносимые слова. Важно, чтобы их понимали другие. Нужно просто отразить ожидания толпы. Некоторые достигают этого, изучая язык, на котором говорит масса, а я предпочитаю действовать напрямую.
Мир, в котором мы живем — просто коллективная визуализация, делать которую нас обучают с рождения. Собственно говоря, это то единственное, что одно поколение передает другому.
– Я вас понимаю, – сказал я. – На войне сердце грубеет, но стоит поглядеть на цветущую сирень, и кажется, что свист снарядов, дикие выкрики всадников, пороховая гарь, к которой примешивается сладковатый запах крови – все это нереально, все это мираж, сон.
– Именно, – сказала Анна. – Вопрос в том, насколько реальна цветущая сирень. Может быть, это такой же сон.