Горевать надо в меру, чтоб не замусолить печаль.
Какие возможности для хорошего самочувствия, какие залежи душевного покоя открывала эта благоприобретенная способность подразделять проблемы на свои и чужие!
Горевать надо в меру, чтоб не замусолить печаль.
Какие возможности для хорошего самочувствия, какие залежи душевного покоя открывала эта благоприобретенная способность подразделять проблемы на свои и чужие!
Весь день она героически готовилась к мигу самоуничижения и теперь, когда он настал, черта с два потерпит, чтобы ей мешали.
Что бы ни породило сентиментальность, именно она губит Соединенные Штаты. Любая идея, любое чувство неуклонно вульгаризируются до уровня жиденькой кашки, не требующей умственных усилий, насаждается оптимистический и сентиментальный взгляд на жизнь: улыбайтесь, и все образуется. Чего ж тогда удивляться, что мужчины превращаются в кастратов? А именно это и происходит, и свидетельством тому все эти блеянья о «притирке», «безопасности» и «сплоченности».
Если хочешь сделать что-то по-настоящему правильное и честное, делай это в одиночку.
Я всегда знала, что всем на меня плевать, и ни от кого не скрывала, что мне это известно.
Если пытаешься продать идею — не важно, сложную или простую, — нет более эффективного инструмента убеждения, чем живой человеческий голос.
Может, именно с тех пор всё в его жизни стало чередой того, что на самом-то деле ему было не нужно? Сначала поступил на безнадёжно скучную работу, чтобы доказать свою ответственность семьянина; затем переехал в непомерно дорогую стильную квартиру, дабы проявить свою зрелую веру в основополагающую роль упорядоченности и достатка; потом завёл второго ребёнка — как свидетельство того, что рождение первого не было ошибкой; далее купил дом в провинции, потому что это было следующим логическим шагом, и он доказал себе, что способен его предпринять. Он всё время что-то доказывал и лишь по этой причине был женат на женщине, которая как-то умудрилась загнать его в вечную оборону, любила его лишь хорошим, жила по своим прихотям и, что самое противное, в любое время дня или ночи могла вдруг бросить его. Вот так всё просто и нелепо.
Настоящей ошибкой, ложью и лицемерием было увидеть в нем нечто большее. Все бы ничего, если б позабавиться с ним месяц-другой, но растягивать эту игру на годы! А все потому, что в ее тогдашнем сентиментальном одиночестве ей было удобно верить в то, что говорил именно этот парень, и вознаграждать его собственной удобной ложью, а в результате каждый сказал то, что больше всего хотел услышать другой: «Я тебя люблю» и «Ты самый интересный человек из всех, кого встречала. Это правда. Честно».
Этот путь коварен и ненадежен. Но если ты им пошел, свернуть уже невероятно трудно, и ты говоришь «извини, конечно ты прав», «тебе виднее» и «ты — самое удивительное и ценное, что есть на свете», после чего все правдивое и честное становится безнадежно далеким и мерцает, точно недостижимый мир изумительных людей.