Но почему же во мне рядом и «я не хочу», и «мне хочется»?
Вся жизнь во всей её сложности и красоте — навеки зачеканена в золоте слов.
Но почему же во мне рядом и «я не хочу», и «мне хочется»?
Вся жизнь во всей её сложности и красоте — навеки зачеканена в золоте слов.
Инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку.
У меня дрожат губы, руки, колени – а в голове глупейшая мысль:
«Колебания – звук. Дрожь должна звучать. Отчего же не слышно?»
Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм.
Нож – самое прочное, самое бессмертное, самое гениальное из всего, созданного человеком. Нож был гильотиной, нож — универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов – единственно достойный бесстрашного ума путь…
Я не боюсь этого слова – «ограниченность»: работа высшего, что есть в человеке – рассудка – сводится именно к непрерывному ограничению бесконечности, к раздроблению бесконечности на удобные, легко переваримые порции – дифференциалы. В этом именно божественная красота моей стихии – математики.
Они могли творить только доведя себя до припадков «вдохновения» – неизвестная форма эпилепсии.
Странное ощущение: я чувствовал ребра — это какие-то железные прутья и мешают — положительно мешают сердцу, тесно, не хватает места.
Секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.
А что, если не дожидаясь – самому вниз головой? Не будет ли это единственным и правильным, сразу распутывающим все?