Елена Генриховна Гуро

Другие цитаты по теме

Полевые мои Полевунчики,

Что притихли? Или невесело?

— Нет, притихли мы весело —

Слушаем жаворонка.

Полевые Полевунчики,

Скоро ли хлебам колоситься?

— Рано захотела — еще не невестились.

Полевые Полевунчики,

что вы пальцами мой след трогаете?

— Мы следки твои бережем, бережем,

а затем, что знаем мы заветное,

знаем, когда ржи колоситься.

Полевые Полевунчики,

Что вы стали голубчиками?

— Мы не сами стали голубчиками,

а знать тебе скоро матерью быть —

То-то тебе свет приголубился.

В пирном сводчатом зале,

в креслах резьбы искусной

сидит фон Фогельвейде:

певец, поистине избранный.

В руках золотая арфа,

на ней зелёные птички,

на платье его тёмносинем

золоченые пчелки.

И, цвет христианских держав,

кругом благородные рыцари,

и подобно весенне-белым

цветам красоты нежнейшей,

замирая, внимают дамы,

сжав лилейно-тонкие руки.

Он проводит по чутким струнам:

понеслись белые кони.

Он проводит по светлым струнам:

расцвели красные розы.

Он проводит по робким струнам:

улыбнулись южные жёны.

Вянут настурции на длинных жердинках.

Острой гарью пахнут торфяники.

Одиноко скитаются глубокие души.

Лето переспело от жары.

Не трогай меня своим злым током...

Меж шелестами и запахами,

переспелого, вянущего лета,

Бродит задумчивый взгляд,

Вопросительный и тихий.

Молодой, вечной молодостью ангелов, и мудрый.

Впитывающий опечаленно предстоящую

неволю, тюрьму и чахлость.

Изгнания из стран лета.

Уже белые платьица мелькали,

Уж косые лучи хотели счастья.

Аристончик играл для танцев.

Между лип,

Словно крашеный, лужок был зеленый!

Пригласили: можно веселиться.

Танцевать она не умела

И боялась быть смешной, — оступиться.

Можно присесть бы с краешка, —

Где сидели добрые старушки.

Ведь и это было бы веселье:

Просмотреть бы целый вечер, — чудный вечер

На таких веселых подруг!

«Сонечка!» Так просто друг друга «Маша!» «Оля!».

Меж собой о чем-то зашептались —

И все вместе убежали куда-то!

Пахнет кровью и позором с бойни.

Собака бесхвостая прижала осмеянный зад к столбу

Тюрьмы правильны и спокойны.

Шляпки дамские с цветами в кружевном дымку.

Взоры со струпьями, взоры безнадежные

Умоляют камни, умоляют палача...

Сутолка, трамваи, автомобили

Не дают заглянуть в плачущие глаза

Проходят, проходят серослучайные

Не меняя никогда картонный взор.

И сказало грозное и сказало тайное:

«Чей-то час приблизился и позор».

И танцует кадриль котенок

В дырявом чулке,

А пушистая обезьянка

Качается в гамаке.

И глядят синие звезды

На счастливые мандарины

И смеются блесткам золотым

Под бряцанье мандолины.

Кто-то бродил без конца, без конца,

Танцевал и глядел в окна,

А оттуда мигала ему пустота...

Ха, ха, ха, — хохотали стекла...

Можно на крыше заночевать,

Но место есть и на площади!

Возлюбив боль поругания,

Встань к позорному столбу.

Пусть не сорвутся рыдания! -

Ты подлежишь суду!

Ты не сумел принять мир без содрогания

В свои беспомощные глаза,

Ты не понял, что достоин изгнания,

Ты не сумел ненавидеть палача!

Пляшут осенние листья,

при звездах корчатся тени.

Как пропал рыцарь Генрих,

расходилися темные силы,

души Сарацинов неверных:

скалы грызут зубами,

скрежещут и воют.

«Ангелом белым Пречистая Лилия,

ты, безгрешная Жертва Вечерняя,

Роза Эдемская,

Елизавета!»

Корчатся тени,

некрещеные души,

клубами свиваются, взвыв.

Звездочка

Высока.

Она блестит, она глядит, она манит,

Над грозным лесом

Она взошла.

Черный грозный лес,

Лес стоит.

Говорит: — в мой темный знак,

Мой темный знак не вступай!

От меня возврата нет -

Знай!

За звездой гнался чудак

Гнался...

Где нагнать ее

Не отгадал...

Не нагнал -

И счастлив был, -

За нее,

За нее пропал!