Вадим Кузнецов

Ни двора у меня, ни кола.

Отчего ж так мучительно-сладко

прирастаю к земле,

как посадка

за оградой степного села.

Отошел прилив шурша,

млея от блаженства.

Но болит, болит душа

жаждой совершенства.

Виноватых нету.

некому простить

горькое сиротство, медленную старость.

Только и осталось

думать и грустить,

горевать о давнем

только и осталось.

Ничего не случилось со мной.

Я ни в чем не обижен судьбой,

и полжизни еще впереди.

Отчего же так больно в груди?

Красные гроздья рябины

стынут на первом снегу.

Этой далекой картины

я позабыть не смогу.

Где бы на свете я не был,

сердце живет все теплей

близостью белого неба,

дальностью белых полей.

Уеду в гости

к дяде Косте,

мосты сжигая за собой.

Оставлю только

узкий мостик,

соединяющий с тобой.

Чтоб, покрывая расстоянья

моей березовой земли,

твои короткие посланья

ко мне хоть изредка,

но шли.

За дорогой,

у плетня,

меж стеблей крапивы сонной

каждый день на склоне дня

клонит голову подсолнух.

Рыжий, длинный и худой,

чудом выживший в кювете,

обездоленный судьбой,

он доволен всем на свете.

Он глядит на мир светло,

ни о чем не беспокоясь.

В благодарность за тепло

солнцу кланяется в пояс.

Я в первый раз

не чувствую в крови

глухого зова гулкого пространства.

Меня все больше тянет к постоянству

в работе,

увлечениях,

любви.