Алексей Николаевич Апухтин

Я всё забыл, дышу лишь ею,

Всю жизнь я отдал ей во власть,

Благословить ее не смею

И не могу ее проклясть.

Напрасно дружеским обухом

Меня ты думаешь поднять...

Ну, можно ли с подобным брюхом

Стихи без устали писать?

Мне жить приятней неизвестным,

Я свой покой ценю как рай...

Не называй меня небесным

И у земли не отнимай!

Как стелется по ветру рожь золотая

Широкой волной,

Как пыль поднимается, путь застилая

Густою стеной!

Как грудь моя ноет тоской безымянной,

Мученьем былым...

О, если бы встретить мне друга нежданно

И плакать бы с ним!

Но горькие слезы я лью только с вами,

Пустые поля...

Сама ты горька и полита слезами,

Родная земля!

С тобой размеры изучая,

Я думал, каждому из нас

Судьба назначена иная:

Ты ярко блещешь, я угас.

Твои за жизнь напрасны страхи;

Пускайся крепче и бодрей,

То развернись, как амфибрахий,

То вдруг сожмися, как хорей.

Мои же дни темны и тихи.

В своей застрявши скорлупе,

И я плетуся, как пиррихий,

К чужой примазавшись стопе.

Как тиха эта ночь!

Всё сидел бы без дум,

Да дышал полной грудью, да слушал.

И боишься, чтоб говор какой или шум

Этот чудный покой не нарушил.

Но покоя душе моей нет!

Его прочь Гонит дума печальная...

Мне иная припомнилась ночь —

Роковая, прощальная...

В эту ночь — о, теперь, хоть теперь,

Когда кануло всё без возврата,

Когда всё так далёко, поверь,

Я люблю тебя нежно и свято!—

Мы сидели одни.

Бледный день наступал,

Догорали ненужные свечи.

Я речам твоим жадно внимал...

Были сухи и едки те речи.

То сарказмом звучали, иронией злой,

То, как будто ища мне мучения нового,

Замолкали искусно порой,

Чтоб не дать объясненья готового.

В этот миг я бы руки с мольбою простер:

«О, скажи мне хоть слово участья,

Брось, как прежде, хоть ласковый взор,—

Мне иного не надобно счастья!»

Но обида сковала язык,

Головой я бессильно поник.

Всё, что гордостью было, в душе подымалося;

Всё, что нежностью было, беспомощно сжалося,

А твой голос звучал торжеством

И насмешкой терзал ядовитою

Над моим помертвелым лицом

Да над жизнью моею разбитою...

Снится мне счастье прожитое...

Очи недавно любимые

Ярко горят в темноте;

Месяц... окошко раскрытое...

Речи, с мечтой уносимые...

Речи так ласковы те!

Помнишь, как с радостью жадною

Слушал я речи те праздные,

Как я поверил тебе!

В темную ночь, непроглядную,

Думы такие несвязные

Бродят в моей голове!

Светает... Не в силах тоски превозмочь,

Заснуть я не мог в эту бурную ночь.

Чрез реки, и горы, и степи простор

Вас, братья далекие, ищет мой взор.

Что с вами? Дрожите ли вы под дождем

В убогой палатке, прикрывшись плащом,

Вы стонете ль в ранах, томитесь в плену,

Иль пали в бою за родную страну,

И жизнь отлетела от лиц дорогих,

И голос ваш милый навеки затих?..

О господи! лютой пылая враждой,

Два стана давно уж стоят пред тобой;

О помощи молят тебя их уста,

Один за Аллаха, другой за Христа;

Без устали, дружно во имя твое

Работают пушка, и штык, и ружье...

Но, боже! один ты, и вера одна,

Кровавая жертва тебе не нужна.

Яви же борцам негодующий лик,

Скажи им, что мир твой хорош и велик,

И слово забытое братской любви

В сердцах, омраченных враждой, оживи!

Проходят часы за часами…

Тускнеет и гаснет твой взор,

Шипит и растет между нами

Обидный, безумный раздор…

Вот утра лучи шевельнулись…

Я в том же тупом забытьи…

Совсем от меня отвернулись

Потухшие очи твои.

Вот тебе старые песни поэта —

Я их слагал в молодые года,

Долго таил от бездушного света,

И, не найдя в нем живого ответа,

Смолкли они навсегда.

Зреет в душе моей песня иная...

Как ни гони ее, как ни таи, —

Песня та вырвется, громко рыдая,

Стоном безумной любви заглушая

Старые песни мои.