Михаил Юрьевич Лермонтов

Галуб прервал мое мечтанье,

Ударив по плечу; он был

Кунак мой: я его спросил,

Как месту этому названье?

Он отвечал мне: Валерик,

А перевесть на ваш язык,

Так будет речка смерти: верно,

Дано старинными людьми.

— А сколько их дралось примерно

Сегодня? — Тысяч до семи.

— А много горцы потеряли?

— Как знать? — зачем вы не считали!

Да! будет, кто-то тут сказал,

Им в память этот день кровавый!

Чеченец посмотрел лукаво

И головою покачал.

Взошла заря — зачем? зачем?

Она одно осветит всем:

Она осветит бездну тьмы,

Где гибнем невозвратно мы.

Не забывайся, будь в пирах умерен.

Ни пыткой, ни мольбой

Любви из сердца ледяного

Ты не исторгнешь.

Уважение имеет границы, а любовь — никаких!

Цветы не растут посреди бунтующего моря.

Да, требовать любви, конечно, безрассудно.

Случалось, после я любил сильней,

Чем в этот раз; но жалость лишь о сей

Любви живет, горит в груди моей.

Она прошла, таков судьбы закон,

Неумолим и непреклонен он.

Есть сумерки души во цвете лет,

Меж радостью и горем полусвет;

Жмет сердце безотчетная тоска;

Жизнь ненавистна, но и смерть тяжка.

Приходит осень, золотит

Венцы дубов. Трава полей

От продолжительных дождей

К земле прижалась.