Сразу же после свадьбы Петр признался, что безумно влюблен во фрейлину императрицы Катеньку фон Карр.
— На что вам еще и фрейлина, – хмыкнула Екатерина, – если и со своей-то женой вы не знаете что делать.
— Ты дура... дура, дура! — закричал Петр.
Екатерина II
Cлайд с цитатойОдин за другим отошли в небытие сначала Вольтер, а потом и Дидро. Мыслители покидали тревожный мир, когда Екатерина, уже достигнув славы, не нуждалась в их поддержке и похвалах, теперь с ними, с мёртвыми, можно и не церемониться.
— Каждый век, — декларировала она, — обязательно порождает трёх-четырёх гениев, создаваемых природою исключительно для того, чтобы они обманывали всё человечество...
Однако, выразив им свое монаршее презрение, императрица поступила умно, выкупив для Петербурга библиотеки Дидро и Вольтера. ... Франция! Главный источник свободной мысли, кладезь революционных прозрений.
Человеческая порода слаба. Каждый желает богатеть, ни черта не делая. Нет уж! В моё царствование ни ломбардов, ни лотерей не будет.
Миних сказал, что у него отбывают каторгу ещё два мнимых императора — Петр II с Иоанном Антоновичем и сын покойной Елизаветы, якобы прижитый ею от принца Морица Саксонского.
— А меня ещё нету на каторге? — спросила Екатерина.
— Не теряю надежды, — с юмором отвечал Миних.
Петр стащил Екатерину с постели, босую подвел к комоду, который они сообща и отодвинули от стенки. Здесь Петр прятал кукол!
— Давай, — предложил он жене, — мы с тобой поиграем...
В эту брачную ночь, играя с Петром в куклы, Екатерина твердо осознала, что мужа у неё нет и не будет. Но даже в глубокой старости острой болью отзывались её слова: «По себе ведаю, какое это несчастье для женщины иметь мужа-ребенка...»
Екатерина писала графу Потёмкину: «... беда та, что сердце моё не хочет быть ни на час охотно без любви; ... если хочешь навек меня к себе привязать, то покажи мне столько же дружбы, как и любви, а наипаче люби и говори правду».
Граф Александр Сергеевич Строганов, человек настолько богатый, что при дворе чувствовал себя полностью независимым, однажды за картами в Эрмитаже завел речь: нет ничего сложнее в мире, утверждал он, чем установить правоту человека.
Екатерина напряженно смотрела в свои карты:
— Ты, Саня, справедливость не путай с правосудием, ибо справедливость очень часто борется с юридическим правом. Закон всегда лишь сумма наибольших строгостей, в то время как справедливость, стоящая выше любого закона, часто отклоняется от исполнения законности, когда в дело вступает призыв совести.
— Ты был на войне? Прикольно. Ну и что, было там что-то интересненькое?
— Масса интересного. Я Вам сейчас расскажу. Значит, турки попёрли на нас, нас было не много, а тут ещё град, этот картечный град — сразу половина отряда. Смешались в кучу кони, люди. О, это было страшно. Ну, я Вам скажу, что и Ваш покорный слуга тоже пострадал.
— Боже, Орлов, вы целы?
— Да. Нет! Сначала я даже не заметил, а потом снимаю сапог и вижу: вот такой, вот такой мозоль я натёр, пока бежал. Страсти были нешуточные.
— Ой, Орлов, разве это страсти? Страсти кипели на приёме у Петра Александровича Румянцева.
— А что случилось?
— Ой, Вы знаете, такая неприятная история. Графиня Дашкова обозвала при всех прилюдно княгиню Воронцову старой кобылой. Но та не растерялась, вцепилась ногтями ей в лицо, сорвала парик — вообщем так дрались, что я сама охерела.
— Ну их хоть разняли?
— Да что вы, зачем такое веселье прекращать. Заодно и показательное выступление всем послам. Вы знаете, потом один швед так и сказал: «Упаси Боже связаться с Россией, а особенно русской бабой».
— Это да. Ну у меня, кстати, есть и тревожные вести.
— Какие же?
— Дело в том, ч то некий Емельян Пугачёв поднял крестьянское восстание. Это такой кошмар, такой кошмар.
— Да какой там кошмар... Вы не видели, что было на приёме у Фонвизина.
— А что было?
— Это пипец. Собрал Денис Иванович высший свет свою новую пьесу почитать. Стоит читает, народ сидит внимает. И тут граф Строганов, будучи в подпитии (ну как в подпитии — пьян, как быдло) подзывает слугу и давай ему распоряжения давать. Денис Иванович — сама тактичность — остановился и культурно так сказал: «Что ж вы делаете, быдло!» Ну вроде как Строганов успокоился, но Денис Иванович как только продолжил, он опять позвал слугу и давай лялякать. И тут Денис Иванович, ну просто молодец — он свернул пьесу, поклонился, стал и как с ноги, с развороту влупашил ему по харе, то аж зубы вылетели.
— А народ-то кого поддержал?
— Ой, знаете, высший свет разделился на две части. Одни поддержали Фонвизина: мол, правильно — что ж ты, жлоб, пришёл пьесу слушать и громко разговариваешь. А другие сказали: что за драки в высшем свете; хочешь подраться — вызови за гаражи или подлови возле кареты.