Хелен Миррен

Я стараюсь не думать о смерти. Чем старше ты становишься, тем меньше у тебя остается вопросов по этому поводу.

Некоторым актерам потрясающе хорошо удается смерть. Ведь это так сложно — остановить дыхание, когда в любой момент у тебя может зачесаться нос. Когда я умираю на сцене, я предпочитаю умирать за диваном. Или просто — в темном уголке.

Плоть — лучший продавец. Людям не нужны картинки церквей. Люди хотят видеть голые сиськи.

Когда ты играешь в шекспировской постановке, всем вокруг кажется, что ты по-настоящему образованный человек. Люди даже представить себе не могут, что ты не понимаешь и половины из того, что говоришь.

Я сейчас в Лондоне — смотрю, как ветер шевелит листья старых деревьев. Разве может быть что-то лучше?

Самый тяжелый отрезок жизни — это когда тебе двадцать. Ты выглядишь прекрасно, и ты понимаешь, что никогда больше не будешь такой же, как сейчас. Но именно в этот момент ты чувствуешь себя особенно незащищенной, испуганной и сомневающейся во всем на свете. Это же так страшно — когда ты не можешь понять, что будет дальше.

Мы все такие идиоты, пока молоды, хотя и не понимаем этого. Но так, наверное, и должно быть.

Как можно чаще удивляйте кого-то. В первую очередь — себя.

Шекспир жил во времена самой жестокой цензуры. Если ты говорил что-то не так, тебе просто отрубали голову. Но посмотрите, как много свободы он нашёл среди всех этих ограничений.

Иной раз всё, что тебе нужно — это выглядеть в кадре по-настоящему дерьмово, и тогда все решат, что ты великая актриса.