Николай Носов. Дневник Коли Синицына

Дома я думал о хвастовстве. Что такое хвастовство? Почему люди хвастают? Вот, например, некоторые воображают, что они очень хорошие, и всем твердят, какие они хорошие. А зачем об этом твердить? Если ты хороший, то и без слов видно, что ты хороший, а если ты не хороший, то сколько ни тверди, всё равно тебе не поверят.

Другие цитаты по теме

Вечером я пошел домой и стал думать о пчёлах. Всё-таки пчёлы, по моему, не такие уж плохие. Они честно работают и носят в свой улей мёд. И очень дружно живут. Я ни разу не видел, чтоб две пчелы подрались между собой.

Я стал думать, что такое тоска и откуда она берётся. Может быть, тоска — это скука? Нет, по-моему, тоска это не скука. Если скучно, то можно поиграть во что-нибудь, и скука пройдет, а если у человека тоска, то ему даже играть не хочется. По-моему, тоска нападает от безделья. Когда делаешь какое-нибудь полезное дело, то никогда не бывает тоски.

Пчёлы защищаются жалами от своих врагов. Если кто-нибудь нападёт на улей, то они его жалят. Они даже медведя изжалят, если он полезет к ним в улей за мёдом. И правильно сделают. Ведь они для себя запасают мёд, а не для медведей.

Храни достоинство свое повсюду, человек!

Не будь глупцом и хвастуном, величие губя.

Самовлюбленности беги, от чванства откажись,

Лишь справедливость и добро душою возлюбя.

Своей судьбой не дорожи превыше всех судеб

И ближнего не унижай, возвысив тем себя.

Да и неприлично великосветским людям очень-то литературой интересоваться. Гораздо приличнее желтым шарабаном с красными колесами.

Богачи, претендующие на демократизм, любят делать вид перед самими собой, будто им претит откровенное бахвальство.

— Приз поездка в Египет. Ну и как там, в Египте?

— Отлично, куча древностей, мумии, гробницы... Даже Коросте там понравилось.

— Опять хвастаешься фотографией в газете?

— Я никому не показывал!

— Ни одной душе, не считая Тома. И днём, и ночью. И повару. И парню, чинившему туалет. И волшебнику из магазина.

Тот усердствует слишком, кричит: «Это — Я!»

В кошельке золотишком бренчит: «Это — Я!»

Но едва лишь успеет наладить делишки -

Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это — Я!»

Появленье второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред, нежели пользу. Вывести несколько прекрасных характеров, обнаруживающих высокое благородство нашей породы, ни к чему не поведёт. Оно возбудит только одну пустую гордость и хвастовство. Многие у нас уже и теперь, особенно между молодежью, стали хвастаться не в меру русскими доблестями и думают вовсе не о том, чтобы их углубить и воспитать в себе, но чтобы выставить их напоказ и сказать Европе: «Смотрите, немцы: мы лучше вас!» Это хвастовство — губитель всего. Оно раздражает других и наносит вред самому хвастуну. Наилучшее дело можно превратить в грязь, если только им похвалишься и похвастаешь. А у нас, ещё не сделавши дела, им хвастаются! Хвастаются будущим! Нет, по мне, уже лучше временное уныние и тоска от самого себя, чем самонадеянность в себе. В первом случае человек, по крайней мере, увидит свою презренность, подлое ничтожество своё и вспомнит невольно о Боге, возносящем и выводящем всё из глубины ничтожества; в последнем же случае он убежит от самого себя прямо в руки к чёрту, отцу самонадеянности . Нет, бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже всё поколенье к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости; бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого.

У всех только и разговору: «Слон, слон!» А чего там смотреть? Одна голова да уши!