Morality is written there in simple white and black,
I feel sorry for you heathens, got to think about all that.
Good is good and evil's bad and goats are good and pigs are crap.
You'll find which one is which in the Good Book.
Morality is written there in simple white and black,
I feel sorry for you heathens, got to think about all that.
Good is good and evil's bad and goats are good and pigs are crap.
You'll find which one is which in the Good Book.
Здание клуба атеистов и церковь стоят по соседству, как сказать: хотите верьте, хотите нет.
— Дугал, знаешь, богу и во сне можно молиться.
— Правда, Тэд?
— Да, так ты поблагодаришь его за дневные труды.
— Господи, есть столько способов прославлять Господа, да, Тэд? Помнишь, ты мне говорил, что можно прославлять его, просто выходя из комнаты?
— Хороший способ, да!
Ты придумал себе много прозвищ, одно из них — «Убийца из Ватикана». Чарли, в Ватикане нет убийц, когда там хотят заткнуть кому-то рот, то они просто покупают ребёнку мороженное и говорят ему: «Иисус убьет тебя, если ты кому-то расскажешь!».
Он ушел или его поперли, вернее, он ушел и его поперли – да с каким треском – из «Геральд икзэминер» после того, как он возмутился, что они заретушировали младенцу Христу его писюльку и яички. Причем на обложке рождественского номера. «И это ведь даже не мой Бог, а их», – говорил мне Джон.
В общем, стоит однажды Иисус на страже и видит, как к воротам приближается какой-то старик.
«Что ты сделал для того, чтобы попасть в Царство Небесное?» — спрашивает его Иисус.
И старик отвечает: «Увы, не слишком много. Я — простой плотник, проживший тихую жизнь. Единственное, что было замечательного в моей жизни, — это мой сын».
«Твой сын?» — с любопытством спрашивает Иисус.
«Да, это был прекрасный сын, — отвечает старик. — Его рожденье было совершенно необыкновенным, а позже он чудесным образом преобразился. А еще он стал известен на весь мир, и до сих пор многие люди любят его».
Христос смотрит на него и, крепко обняв, восклицает: «Отец, отец!»
И старик тоже стискивает его в объятиях и говорит: «Это ты, Пиноккио?»
— Опомнитесь! Покайтесь! — вопил отец Доминик, без устали возвращая в лоно истинной веры заблудших овец полновесными ударами по бритым макушкам.
— «Молот», по-вашему, это ни что иное, как Молот Тора, а «серп» и вовсе – тот самый серп, которым бог Сатурн оскопил своего отца Кроноса. Дескать, это символ «победы над временем», «радикального отказа от прошлого наследства», знаменующий новый революционный процесс исторического развития.
— Да… И что вы думаете? – с воодушевлением во взгляде и голосе спросил студент.
— Я думаю, что это полнейший бред. Чистейший! Бред высочайшей пробы!
Через дорогу была церковь: современное серое здание, в котором постоянно играла запись церковных колоколов. Странно это было. Почему не настоящие колокола? Я так и не зашел туда, но я готов поспорить, что это была церковь-робот для андроидов, где Библия была записана бинарным кодом, а у их Иисуса были лазеры в глазах и металлические когти.