Америка

Её жалость перелетела через океан и, утратив первоначальную розовость крыльев, обрушилась на меня в центре Европы грязной рваной тряпкой...

Америка сильна демагогами и рок-н-роллом, и мы уже наслушались и того, и другого.

Хусейн сделал все, о чем его просили. Его лишили всего. Ему оставалось только биться до последнего. Он должен был встать спиной к стене и сражаться. Что американцы еще могли от него ожидать? Чтобы он разделся и станцевал перед ними голым?

(даёт «забитую» сигарету французу)

— Merci.

— А музыка ваша американская — говно.

— Music? Ah, oui, musique excellente.

— Ну чё ты споришь? Тебе говорят — говно музыка, а ты споришь.

— Musique!

— Да и сами вы… Скоро всей вашей Америке — кирдык. Мы вам всем козьи рожицы устроим… Понял?

— Чё ты к нему пристал, он француз вообще…

— А какая разница?

Американцы гордятся лучшим, а мы умеем любить даже худшее, что в нас есть. Мы восторгаемся: «Как он, сволочь, пьет! Ах, как гуляет!»

— Как Вы находите Америку?

— За Гренландией поворачиваю налево.

Познер:

— Это правда, что вы ездили в Америку по обмену?

Ургант:

— Да. Папа обменял меня на джинсы.

Самые ничтожные люди, которых я знал, по совместительству — самые богатые люди в Америке.

Мир всегда будет находиться с Америкой в таких вот странных отношениях: любить ее и ненавидеть одновременно.

— Справедливость? Нет в Америке справедливости. Существует только одна справедливость. Спроси семью Кеннеди, спроси мертвых, да любого спроси!

Дюк встал с кресла качалки... и достал пушку сорок пятого калибра.

— Вот она. Это и есть единственная справедливость в Америке. Это единственное, что понятно любому.