Четыре тысячи четыреста (The 4400)

— Долго ещё я буду такой?

— Какой?

— Я не хочу всё знать прежде, чем оно случится... Хочу быть нормальной, как раньше.

— Ты не переживай. К тому же, как знать, кто нормальный?

— Ты.

— Открыть тебе тайну? Нормальные, вроде меня, мечтают стать необычными, как ты.

Конец одного путешествия всегда является началом другого. Перемены всегда сложны и они не обходятся без жертв. Эти жертвы тяжелы, но нельзя позволить им поколебать нас. Завтрашний день — это тайна и мы можем только встретить его со всей смелостью. Мы двигаемся вперёд, только вперёд — к тому, что будет дальше. Мы делаем выбор, принимаем решения и нам остаётся только жить и надеяться.

Мы позволили правительству называть наше движение революционным. Революции разделяют людей, нарушают порядок, внушают страх, а религии... религии объединяют.

— Некоторым из нас лучше быть в одиночестве...

— Никому не лучше быть в одиночестве, а кто так думает — обманывает себя.

— Я журналистка и отвечаю только перед зрителями!

— Не прикрывайтесь свободой печати! Вы занимаетесь не журналистикой, вы кричите «Пожар!» в набитом автобусе.

— Джордан Кольер открыто выступил против правительства, захватил часть территории Соединённых Штатов, объявил себя вне закона. И что прикажете с ним делать? Вытирать ему сопли, читать книжку на ночь?

— И что? Нет другого выбора? Либо вечерняя сказка, либо пуля в голову?

— Твоя тётя тоже виновата. И она это знает.

— Она совершила ошибку, но разве не эта задача семьи — прощать тех, кто ошибается.

— Дело не в моём прощении, ей не место рядом с тобой.

— У нас и так небольшая семья, мы не можем выгонять людей, даже если они сглупили.