Наташа

— Хотите чаю? — перебила она, как бы затрудняясь продолжить этот разговор, что бывает со всеми целомудренными и сурово честными сердцами, когда об них им же говорят с похвалою.

Надо как-нибудь выстрадать вновь наше будущее счастье; купить его какими-нибудь новыми муками. Страданием всё очищается.

— Всё-таки плохо, когда к человеку всё сразу приходит.

— Что, «всё»?

— Что? Счастье.

— А как оно должно приходить?

— Постепенно и очень долго. Так, чтобы на всю жизнь хватило. А то вспыхнет, как спичка. Ни света, ни привета...

Мы — это и есть воспоминания.

— Вы что, не верите, что это наше место?

— Нет, нет, почему же, мы охотно верим.

— Тогда в чём дело?

— Но где же доказательства?

— Ах, доказательства... Пожалуйста! У вас есть лопатка?

— Девушка, а экскаватор вам не нужен? Доктор, у нас есть экскаватор?

— Я в этом городе лучший, Наташа, и ты знаешь об этом! Мне тут по кайфу! Я вышел — и тут река. А там что, в твоей Москве, по четыре раза в год плитку перекладывают...

— То есть, такой предел мечтаний у моего мужчины: вышел — и река! А стать лучшим в стране ты не хочешь.

— Значит, так надо было, может, это судьба.

— Да. Злой рок. Кары небесные. Цыганский сглаз. Порча. Какие ещё варианты?

— Господи, какой позор. Я бы никогда не опустилась до того, чтобы стоять в дурацком чепчике и фартучке, рекламируя дешёвую колбасу, — раз, два, три, четыре, пять… я мысленно считаю чтобы не проткнуть ножом, которым резала сосиски, силиконовые сиськи этой курицы. Пытаюсь сдержать свои эмоции. А закипаю ещё больше, когда наши с Измайловым взгляды сталкиваются. Он кивает мне, а я продолжаю испепелять его взглядом.

— Иди, куда шел, Никит… — шепчу с мольбой, не желая ни секунды находиться в обществе этого человека.

— Ты знаешь это чудо? – с усмешкой снова подала голосок эта ничтожная болонка. И тут то меня понесло. Срываю с головы этот дурацкий чепец, швыряя им в блондинку. Измайлов ринулся ко мне, но я выставила перед собой нож и агрессивно зашипела как дикая кошка.

— Не подходи, Измайлов, и куклу свою резиновую забери, пока я ее на колбасу не пустила, — такого Никита явно от меня не ожидал. Вокруг нас собралась толпа, прибежали охранники, набрасываясь на меня, отбирая нож и уводя с торгового зала.

— С каких это пор, ты водишь дружбу с такими неадекватными истеричками? — сама истеричка, визжит как резаная на весь магазин.

— Нат, все, забудь. Идём отсюда, — Измайлов поторопился покинуть магазин, спасая от меня свою мадам.

— Любите искусство в себе, а не себя в искусстве, как говорил Станиславский!

— Говорил, но не кричал.

— Возможно!