Харпер Маверик

Кажется, что происходящее всего лишь страшный, быстротечный сон и стоит щелкнуть пальцами, как он закончится. Но кошмары преследуют даже в реальности.

У меня не раз возникало подмывающее чувство убежать, но я всегда говорила себе, что у меня будет еще куча возможностей это сделать. И теперь, когда у меня нет и шанса, я думаю, что нужно было совершать побег раньше, без лишних раздумий и сомнений. И из этого выходит: даже самую безумную идею нужно воплощать в тот самый момент, когда она пришла, иначе, отложив ее на потом, мы навсегда с нею расстанемся.

Он хороший, теплый человек, с которым чувствуешь себя, как дома, и, познавший немало горя, которое не подкосило его, а заставило стать сильнее. А еще он великолепно меня понимает, даже с полувзгляда, будто читает мои мысли. И иногда мне кажется, что мы созданы друг для друга. Хотя, так оно и есть.

Мы никогда не расстанемся и не забудем друг друга, потому что первую любовь невозможно забыть.

Когда все закончится, мы непременно уберемся подальше отсюда, сколотим себе уютным домик, и, состарившись, умрем с разницей в пару минут (чтобы я успела выругать его за то, что он меня, старую развалюху, бросил). Было бы неплохо так закончить.

— Ты ведь меня ни за что, не бросишь, когда я в тебе буду особенно нуждаться?

— Никогда.

Страх — это не слабинка или врожденный порок, это всего лишь чувство, которое заставляет нас действовать или остановиться. Но ему не запугать меня, ха! Ни разу в жизни я еще не сдрейфила так, чтобы зарыться в норку, как мышонок, и не высовываться оттуда.

Мы должны были больше времени провести вместе. Мы должны были до конца прожитой совместно жизни любить друг друга. Но всегда что-то идет не так, верно? Люди теряются, а их влюбленные сердца, перестают биться задолго до того, как к ним нагрянет спасение.

Его глаза всегда загорались, когда он выходил на площадь. Он нашел свое место в мире, себя и знал, что ему нужно делать. Он не боялся и, тем более, никогда не сомневался, по сравнению с нынешней мной.

По сути, я была не такой смелой или жестокой, больше добродушной и ранимой. Но эти черты я истово подавляла. И теперь, оглянувшись на химерическое прошлое, могу с непомерной гордостью, не стыдясь, заявить, что я стремительно выросла и взираю на иллюзорный мир несколько по-другому. И ничего ребячески милого и наивного во мне не осталось.