Смилла и её чувство снега

Любовь проистекает от того, что есть резервы, она проходит, когда живёшь на уровне инстинктов, когда остаются только простые потребности в еде, сне и самосохранении.

Дети забывают. Они любят кого угодно и забывают кого угодно.

Влюблённости придают слишком большое значение. На 45 процентов влюблённость состоит из страха, что вас отвергнут, на 45 процентов — из маниакальной надежды, что именно на сей раз эти опасения не оправдаются, и на жалкие 10 процентов — из хрупкого ощущения возможности любви.

Я изумляюсь тому, как это жизнь может заставить неожиданно испытать счастье и экстаз с совершенно чужим человеком.

Я сажусь в её кресло с высокой спинкой. Чтобы понять, что это такое — просидеть сорок пять лет среди банковских бумаг и стирательных резинок, в то время как часть сознания поднимается на духовную высоту, где сияет свет такой силы, которая может заставить её пожимать плечами в ответ на слова о земной любви. Которая для всех нас нечто среднее между домским собором в Нууке и возможностью третьей мировой войны.

— Мне очень жаль, — говорю я, — если создается впечатление, что груб у меня только голос. Я изо всех сил стараюсь быть грубой во всём.

Обычно я плыву против течения. Но иногда по утрам, как, например сегодня, у меня есть излишек сил, чтобы сдаться.

Все мы живём, слепо доверяя тем, кто принимает решения. Слепо доверяя науке. Ведь мир безграничен, а любая информация неопределенна.

— Я плохо вижу, — говорит он. — Кажется, у меня с-сотрясение мозга.

— Будем надеяться, — говорю я.

Когда мне было пять лет, мир был для меня непостижимым. Когда мне было тридцать, он стал для меня маленьким, грязными и до тошноты предсказуемым. Теперь это опять – беспорядок, хотя иной, не такой как в детстве, но столь же сложный. С годами я по собственной воле стала накладывать на себя некоторые ограничения. Я больше не хочу начинать сначала. Бороться со своей собственной индивидуальностью.