Вячеслав Юрьевич Сухнев

Когда, упившись славой допьяна,

в пиру умолкнут барды и поэты,

и я взойду, как поздняя луна,

не видимая в зареве рассвета.

Вернуться, забыться, сиреневым снегом укрыться,

с дворнягой беседовать, печку топить поутру,

и кручей седой, словно крепостью, отгородиться

от доброго света, который не верит добру.

Но некуда деться от пошлой тоски самоедства.

Тоска — не княжна, не утопишь на стрежне реки.

Одно, говорят, существует народное средство...

Да много ль кого излечило оно от тоски?

А мы поговорим о мудрости Хайяма,

мешая волкогон с язвительной строфой.

Природу за окном терзает непогода,

калифова казна терзаема жульем.

А мы поговорим о стойкости народа.

И чутко помолчим о чем-нибудь своем.

Посадочная трасса пролегла,

как знак судьбы, почти по крыше дома.

Звенит стекло от звуковой волны,

дрожит звезда — ей никуда не деться...

Конечно хорошо, что нет войны,

Но отчего же так сжимает сердце?

Я душу уберег ценой потери крова.

Я знаю даль дорог.

И знаю силу слова.

Но странная подчас находит немота -

тяжелая печать вдруг заградит уста...

Как старое вино, мерцает чье-то имя.

Все сказано давно.

И сказано другими.