Александр Гербертович Раппапорт

С лицом осенним

оспенным лицом

слегка обветренным

осиновой больницей

слегка слезящимся

оранжевым кольцом

вернее, диском

с запоздалой птицей

ты смешиваешь свой

фокстротный свист

средь желтых хвой

шуршит осенний лист

вдали туман

густой у горизонта

Мгновение!

Не стой, поторопись...

В Третьем тысячелетии, на мой взгляд, эта авиационная эстетика и этика пикирующего бомбардировщика сменится на более приземленный или возвышенный уровень смыслов.

Весенний догорающий костер,

Как ты хорош, не дымен, не остер!

Как собеседник, с кем я долго мог молчать,

чтоб не затух

и продолжал трещать.

Его речей голубоватый дым

С охапкой хвороста, что мигом стал седым,

И искры шуточек, услышанных сто раз.

Гори, гори... пока я не погас.

О чем, о чем немолчный ваш рассказ

часы старинные?

О чем, кружа сквозь время,

вы повествуете.

Вы, что столетий бремя

в секунды рубите,

качаясь и стуча.

Седая вечность вас боится, механизмы.

Вас жизнь бежит.

Вы нетерпимы жизни.

И ваша жизнь нам горше горькой тризны.

Но вы идете медленно вперед.

И стоит на секунду лишь забыться,

как наша жизнь, вещь хрупкая, крошится.

И в шестерни, как в пятерни ложится.

И стрелка ваша как орел кружится,

в путь бесконечный провожая нас.