Как будто бы и не о чём
Особенно печалиться,
И только сердце знает,
Откуда эта грусть
В осенний вечер.
Как будто бы и не о чём
Особенно печалиться,
И только сердце знает,
Откуда эта грусть
В осенний вечер.
Я изведал печаль карандашей,
Аккуратно лежащих в коробках,
Я знаю грусть дырокола, клея и скоросшивателей -
Боль, тоску и безродность безупречных учреждений,
Одиночество туалетов и пустоту приемных.
Обязательность кувшина и непременность тазика,
Священность авторотатора, скрепки и запятой,
Бесконечное повторение жизней, лиц и предметов.
Я видел, как сеялась пыль с высоких стен учреждений -
Тоньше тонкой муки, опаснее угольной пыли.
Невидимая почти в однообразии будней,
Она покрывала пленкой брови, ресницы, ногти,
Садилась на светлые волосы совершенно стандартных людей.
То, что ты искал, — бесконечная грусть. То, к чему ты пришёл, — проблеск спасения. То, что всегда было с тобой, — обычная печаль.
Мне сегодня не найти себе места,
Мне сегодня стало на Земле тесно;
Я ушел в открытый океан, в темень
Я, конечно, не хочу сказать, что ум и печаль – это гири, которые не позволяют нам воспарить над нашей жизнью. Но, видно, это тяжелое, как ртуть, вещество с годами заполняет пустоты в памяти и в душе.
Те самые пустоты, которые, наполнившись теплой струей воображения, могли бы, подобно воздушному шару, унести нас в просторы холодного весеннего ветра.
Чёрная птичка над миром летает,
Так заунывно поет…
Кто услыхал, обо всём забывает;
Кто услыхал, безутешно страдает,
Счастья больше не ждёт.
В чёрную полночь присядет порою
Смерти на палец она отдохнуть;
Смерть её гладит костлявой рукою:
«Будь, моя птичка, послушной такою»…
Птичка вспорхнёт, продолжая свой путь.
И ценой за любовь будет горсть похвалы,
будут осень и дождь, отражающий в лужах
твой измученный взгляд с эпиграммой «увы».
Ты поешь для друзей, но им это не нужно.