Нил Гейман. Океан в конце дороги

Мне очень не хватало Пушка. Я знал, что живое существо нельзя заменить просто так, но поговорить об этом с родителями не решался. Они бы не поняли моего горя: в конце концов, вместо убитого котенка мне дали нового. Ущерб возмещен.

0.00

Другие цитаты по теме

Ночью Пушок спал со мной на кровати. Иногда, когда сестры не было рядом, я разговаривал с ним, немного надеясь, что он ответит по-человечески.

Я медленно сходился с людьми, если вообще сходился. У меня были книги, а теперь и котёнок.

Когда знаешь, чего бояться, оно как-то легче.

Когда я был мальчишкой, нас мало что связывало, и наверняка тогда для него я был разочарованием. Он не хотел сына-книжника, живущего в своем собственном мире. Ему нужен был сын, который делал бы все, что и сам он делал когда-то: плавал, боксировал, играл в регби, упоенно гонял на машине, а получился невесть кто.

В моем сборнике мифов Древней Греции было написано: нарцисс назван по имени одного красивого юноши, настолько прекрасного, что он влюбился в самого себя. Увидев свое отражение в воде, он так и не смог оторваться от него и в конце концов умер, а богам пришлось превратить его в цветок. Я читал, и мне представлялся самый прекрасный цветок в мире. Как же я был разочарован, узнав, что это просто белый нарцисс.

И это было не море. Это был океан. Океан Лэтти Хэмпсток. Я вспомнил, и, вспомнив это, я вспомнил всё.

С самого моего детства кошки так и притягивались ко мне. Шла ли я домой из школы, бежала ли по делам, гуляла ли в парке или прогуливалась по набережной, кошки сбегались отовсюду и таращились на меня. [...] Человек, притягательный для кошек — неплохо звучит. А если человек, притягательный только для кошек? Это уже проблема. Хотелось бы мне быть притягательной и для людей тоже...

«А сколько тебе лет на самом деле?» — спросил я.

«Одиннадцать».

Я подумал немного. Потом снова спросил: «И сколько уже лет тебе одиннадцать?»

Она улыбнулась мне.

Звать кошек — такое же бесполезное занятие, как звать ураган.

... Когда я был маленьким мальчиком, наверное трёх-четырёх лет отроду, я вроде как был чудовищем. «Ты был маленький мамзер», — твердили мне тётки по разному поводу, когда я таки дотянул до взрослых лет и мои ужасные детские проделки можно было вспоминать с издевкой. Но на самом деле я не помню, чтобы был чудовищем. Помню, только хотел всё делать по-своему.