— Бережёного Бог бережёт.
— А того, кто много болтает, конвой стережёт.
— Бережёного Бог бережёт.
— А того, кто много болтает, конвой стережёт.
— Это комната Кирилла Евгеньевича! Что вы там делали?
— Ну что ты сразу... Не разу контрольную не тырила?
— Вообще-то не тырила.
— Ах, да, забыл, ты же со шваброй родилась...
— Доброе утро. Приятного аппетита. Елена Сергеевна, с перцами так гениально получилось! Я от них отказалась, и вот так сэкономили. Теперь проблема с туалетной бумагой. Кончилась. Дети много срут. Надо что-то делать.
— Галина Васильевна, спасибо, что испортили всем аппетит...
— Мне немного стыдно за то, что я столько лет подавлял себя...
— О чем ты говоришь?
— Я говорю про маму.
— Так дело в твоей маме?
— Я должен, Сол. Я должен ей признаться.
— О Боже! Не надо! Ты ничего не должен этому ирландскому Волан-де-Морту!
— ... Знакомится в баре с жертвой или в ресторане, напаивает её до бессознательного состояния, а утром жертва себя обнаруживает совсем в другом конце города, на остановке или просто на земле... И без всего!
— Голыми, что ли?
— Умерь свою фантазию, Краснов, до необходимого предела!
Развод!
Прощай, вялый секс раз в год!
Развод!
Никаких больше трезвых суббот!
Ты называла меня: «Жалкий, никчемный урод!»
Теперь наслаждайся свободой, ведь скоро развод.
Он Алексей, но... Николаич
Он Николаич, но не Лев,
Он граф, но, честь и стыд презрев,
На псарне стал Подлай Подлаич.
На одном ленинградском заводе произошел такой случай. Старый рабочий написал директору письмо. Взял лист наждачной бумаги и на оборотной стороне вывел:
«Когда мне наконец предоставят отдельное жильё?»
Удивленный директор вызвал рабочего: «Что это за фокус с наждаком?»
Рабочий ответил: «Обыкновенный лист ты бы использовал в сортире. А так ещё подумаешь малость…»
И рабочему, представьте себе, дали комнату. А директор впоследствии не расставался с этим письмом. В Смольном его демонстрировал на партийной конференции…