Эрих Мария Ремарк. Чёрный обелиск

Другие цитаты по теме

Я люблю тебя и знаю, что никогда никого не буду так любить, как тебя, потому что никогда уже не буду таким, какой я сейчас, в это мгновение, оно уже проходит, пока я о нем говорю, и я не могу удержать его, даже если бы отдал за него свою жизнь…

Десять лет назад я бы никогда не поверил, что буду пить вино со своим духовником; но я бы тогда тоже ни за что не поверил, что буду убивать людей и меня за это не только не повесят, но наградят орденом, — и все-таки это случилось.

Вы заметили, что священники и генералы доживают до глубокой старости? Ведь их не точит червь сомнений и тревог. Они много бывают на свежем воздухе, занимают свою должность пожизненно, и думать им незачем. У одного есть катехизис, у другого — воинский устав. Это сохраняет им молодость. Кроме того, оба пользуются величайшим уважением. Один имеет доступ ко двору Господа Бога, другой — кайзера.

– Ах, Рудольф! Ты слышишь так мало! – говорит она с нежным укором. – Точно твои уши заросли густым кустарником. И потом ты так шумишь – потому ничего и не слышишь.

– Я шумлю? Каким образом?

– Не словами. Но вообще ты ужасно шумный, Рудольф. Подчас твоё общество трудно выносить. Ты больше шумишь, чем гортензии, когда они хотят пить, а ведь эти растения такие крикуньи.

– Что же во мне шумного?

– Всё. Твои желания. Твоё недовольство. Твоё тщеславие. Твоя нерешительность...

— А в чем смысл жизни?

— Спать, жрать и лежать с женщиной.

Мой гнев сильнее стыда, как бывает обычно, когда человеку действительно стыдно и он знает, что ему дожно быть стыдно.

— Я не способен ходить по радуге, Изабелла, – говорю я. – Но очень хотел бы научиться. А кто способен?

Она шепчет мне на ухо:

– Никто.

– Никто? И ты тоже нет?

Изабелла качает головой.

– Никто, – повторяет она. – Но достаточно, если человек об этом тоскует.

У каждого своя смерть, он должен пережить её в одиночку, и тут никто не в силах ему помочь.

…ценность утраченного познаешь, только когда оно ускользает.

Смерть снова вторглась в комнату, где только что веяло бессмертием; вошла мягко и безмолвно, как упрёк твари, обращённый к человеку, этому всеядному убийце, который, разглагольствуя о мире и любви, перерезает горло овцам и глушит рыбу, чтобы набраться сил и продолжить разглагольствовать о мире и о любви, не исключая и Бодендика — мясоеда, слуги Господа.