Ты не умел одного – сражаться и проклинать.
И ты забудешь его, но он вернется опять.
Нальет столетний коньяк, разгонит в снах воронье,
Возьмет в уплату пустяк: лишь вырвет сердце твое.
Ты не умел одного – сражаться и проклинать.
И ты забудешь его, но он вернется опять.
Нальет столетний коньяк, разгонит в снах воронье,
Возьмет в уплату пустяк: лишь вырвет сердце твое.
И не спасет от него мерцанье тусклое свеч.
Он завершенье всего, и он соткет твою речь
Из трепетанья ресниц и сопряжения воль.
И душу лапками птиц возьмет Воздушный король.
Его походка быстра, его движенья просты.
Он укрощает ветра, он ловит их за хвосты.
Считает он в темноте осколки лунных монет,
И дарит их пустоте, последней тысяче лет.
Его проклятие – день, его спасение – ночь.
Дорожный плащ – его тень. Он до бесед не охоч.
В том уголке, где темнее, в несоблюдении доль,
В нагроможденьи камней живет Воздушный король.
Я твержу им: будет плохо, пишу жалобу в ООН,
Только Крыму глубоко безразлично – у него вот-вот сезон.
И вовсю воюет пресса, и Аваков пишет в блог.
А Россия с интересом глядит на мой Юго-Восток...
Я ушёл от оков равнодушия дней,
От бессмысленной печали пустой;
Мне не хватит подков,
Мне не хватит коней,
Чтоб угнаться за твоей красотой.
Так приходи же к нам
По чужим следам,
Прорасти в пути в бесконечность!
На пороге сна
Правда лишь одна:
Что живому обман — то мертвому Вечность!
Что живому обман — то мертвому Вечность!
И мне нисколько тебя не жаль -
В моей крови закипает сталь,
В моей душе скалят зубы страсть и порок,
И боль танцует стаей пестрых сорок,
Я никогда не любил воскресать -
Но иначе не мог!
Вы писали, что я, впав в неистовый грех,
Жен двоих удушил, ну а с третьей не венчан.
Так найдите ж занятье достойнее тех,
Чем шпионить за мной и считать моих женщин.
Возвращаясь назад, он неспешно идёт,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадёт...
Если выписать мне вид на жительство в Ад,
К Вам же черти сбегутся с болезненным лаем
И в слезах и соплях будут Вас умолять:
“Заберите его, мы с ним жить не желаем!”