Серега попытался осмыслить происшедшее. Происшедшее не осмысливалось.
Серега еле успел увернуться — едва палкой по голове не схлопотал.
— Взбесилась, ведьма старая? — поинтересовался он.
— Хорошо ты, Шорка, гостей привечаешь! — захохотал варяг.
— От таких гостей мясо слезет с костей! — сварливо проскрипела старуха описывая клюкой замысловатые кривые.
«Расконсервация» и перевод лука в режим «походного хранения» заняла у Сереги часа четыре. Разумеется, под неусыпным присмотром хозяина лука. При этом в туповатое (по мнению наставника) сознание ученика в сотый раз вкладывалась мысль, что лук — оружие нежное и хрупкое. И внимания требует несравненно большего, чем, например, меч. И ежели мастер-лучник может истратить целый год на изготовление этого великолепного инструмента для порчи человеческих организмов, то ленивый или неумелый парень вроде Духарева может испоганить сие совершенное оружие значительно быстрее. А лук, даже на самую малость потерявший форму или упругость, станет пригоден исключительно для охоты на зайцев. И то, если заяц подпустит к себе на пятьдесят шагов.
— Это золото, да, Серегей?
— Золото. И серебро. И утварь.
— Больно много.
— В том-то и дело, — хмуро бросил Серега.
— Это ничего! — Машег блеснул зубами. — Много золота не бывает!
— Зато бывает, что вокруг этого золота много трупов, — заметил Духарев. — Не хотелось бы к ним присоединиться.
— Вот небо, — сказал Рёрех. — Там Перун гневный и Дажьбог светлоокий. Там Стрибог рождает ветра и дождь со снегом. Там великие воины скачут на крылатых конях.
А вот земля. В земле Мокошь живет, корни гладит. Корни питает. Женская сила — от земли. И мужская сила — от земли. Всё живое живёт на земле, кормится от земли, а тянется к небу. Землю и небо вода вяжет. Вода — жизнь. Через воду земля силу пьет. И отдает — тоже через воду. Земля водой от огня бережется, но огнем из земли крепость вытягивается. Вот гляди, — варяг потянул к себе рогатину. — Вот дерево, — он погладил черен, — живая крепость, легкая. А вот железко, — Рёрех щелкнул по наконечнику, отозвавшемуся тусклым звоном. — Мертвая крепость. А вместе — жизнь.
— Не понял, — проговорил Духарев. — Им же убивают.
— Что врагу смерть, то тебе жизнь, — варяг поглядел на него снисходительно, как на ребенка. — Воину нужна сила. Сила от земли. Воину нужна доблесть. Доблесть от неба. Попроси Мокошь дать силу — и она даст. Не поделишься силой с Перуном, и Перун отнимет всё. Без доблести сила обратно в землю уходит. А Перун кровь любит.
— Что же делать будем, княже?
И почти физически почувствовал напряженную тишину, повисшую над отрядом русов после этих слов.
— Стоять, — сказал Святослав. — Стоять крепко. — И добавил, как тогда, в Доростоле, перед решающей битвой: — Мертвые сраму не имут.
Удивительно, но даже в эту минуту Сергей не пожалел о том, что выбрал бой, а не бегство.
... для настоящего веселья требовались девки. То есть, как верно отметил классик, даже если сначала кажется, что женщины не нужны, то потом они всё равно обязательно понадобятся.
Любое мнение мне ценно, любая мысль — на пользу, если это мысль, а не побочное выделение организма.
Одиночество вынуждает нас думать, а мы к думанью непривычны. Сообща мы еще можем как-нибудь проваландаться: в винт, что ли, засядем или в трактир закатимся, а как только останешься один, так и обступит тебя...
— Очень мы оробели, chere madame, — прибавил я. — Дома-то нас выворачивают-выворачивают — всё стараются, как бы лучше вышло. Выворотят наизнанку — нехорошо; налицо выворотят — еще хуже. Выворачивают да приговаривают: паче всего, вы не сомневайтесь! Ну, мы и не сомневаемся, а только всеминутно готовимся: вот сейчас опять выворачивать начнут!
Cлайд с цитатой