Шаман

Научись наблюдать. Научись ни во что не вмешиваться, как ни во что не вмешивается камень или вода. Вернешься, когда перемены вокруг будут касаться только твоих глаз.

Это было бы не знанием, а информацией, которую сразу забываешь. Знание — то, что сопровождается чувством узнавания, понимания, и что ты можешь применить. Тут у вас, кстати, больше ценят информацию, чем знание. Это ошибка.

— Я сделал, что должен, теперь твоя очередь. У тебя ещё есть дело. Когда сделаешь, приходи к костру шаманов, я там тебя встречу.

— Пока ещё не поздно. Ты не успеешь уйти.

— Я разбудил тебя, а ты спас племя. Мы квиты. Я останусь здесь, прими мой последний вздох и мою силу.

Но в те дни счастье было ослепительным, как солнце. Ночью купались обнаженными. Там же в теплой воде при луне любили друг друга и не могли расстаться ни на мгновение. Днем я навещал ее в одноместном номере, где она проживала. И любовь наша продолжалась там. Мы были ненасытны. Ночью я уже ждал ее среди кипарисов, и под звон цикад мы устремлялись к морю. По пути со смехом обрывали сладкие плоды тутового дерева, ели крупные теплые сочные ягоды, иногда из озорства воровали персики в заброшенном совхозном саду, который охранялся всегда пьяненьким и спящим сторожем дедом Тимофеем; смеялись, дурачились, бежали к морю и бросались в воду, на берегу сбрасывая с себя всю одежду. И любили, любили, любили…

Сильный человек спокойно преодолевает новые и новые препятствия, независимо от того, предвидел он их или нет. Другими словами: обстоятельства не разбивают его волну.

Любить мы должны, особенно своих.

Я уже сказал о том, что она была привлекательна, у нее были волнистые волосы рыжеватого оттенка, но я бы назвал этот цвет «спелым каштаном». Глаза у нее были необычные: на улице казались мне серыми, днем в санатории были зелеными, а когда она вглядывалась в обложку книги, каким-то волшебным образом наполнялись темнотой, и становились карими, под цвет волос. На ней были светлые шелковые пляжные брючки, белая блузка с изящным изображением половинки сердца и крыла бабочки, что издалека казалось и сердцем, и бабочкой одновременно. Темные солнцезащитные очки придерживали сверху ее челку, как своеобразный ободок. Кожа на лице была очень нежной, белой, с небольшими морщинками у глаз, разбегающимися в стороны солнечными лучиками. Иными словами, Ольга была красавица.

Дождь за окном не утихал. А Ольга не сводила глаз с моей книги. Тогда я встал и подошел к ней. И протянул книгу.

— Вы автор? — спросила она, неожиданно покрываясь густым румянцем смущения.

— Да, — ответил я.

Она еще больше смутилась, а потом произнесла фразу, которая буквально пригвоздила меня к месту и заставила сердце гулко отбивать давно уже не слышанную музыку неожиданной и неизбежной встречи двух одиночеств. Половинка сердца встретилась в эту минуту с крылом бабочки, и они таинственно соединились и стали одним живым существом, имя которому — влюбленность.

— Я прочитала ваш роман несколько лет назад, — сказала она. — И, представьте, влюбилась в автора через слово. Такое бывает. Мои друзья сказали мне, что я сумасшедшая.

— В таком случае обнадежу вас. Я тоже сумасшедший.

На улице выглянуло солнце. Мы встали и пошли к морю и разговаривали обо всем на свете и, в то же время, ни о чем. Мы говорили словами, а в груди звучала мелодия. Завораживающая настолько, что можно было бы просто молчать и испытывать радость от этого. И все же слова были…

— Теперь я тебя спрашиваю: чего ты хочешь, какой помощи ты ждёшь?

— Ну, как-то так я сразу не скажу... это, наверное, сложно.

— Всё можно объяснить, всё можно назвать одним словом.

— Вы знаете что, я, наверное, пойду. Я пойду, вы меня извините, пожалуйста...

— Конечно, иди... Иди. Ты пришла сюда, не зная, зачем и уходишь, не поняв, почему.

Только через великие испытания даётся великая любовь.

Мечтают ли орки об электросвиньях?