Егор

Выросший вне женщин, я воспринимал ее как яркое и редкое новогоднее украшение, трепетно держал в руках. И помыслить не мог-как бывает с избалованными чадами, легко разламывающими в глупой любознательности игрушки, — о внутреннем устройстве этого украшения, воспринимал как целостную, дарованную мне благость.

— Самое большее, чего ты добьешься — останешься калекой никому не нужным.

— А я и так никому не нужен, невелика потеря!

Есть вещи, в которых даже себе самому признаваться опасно.

— Мы же не можем расследовать это дело, Вы сами сказали.

— А мы не будем с тобой ничего расследовать. Мы просто случайно что-нибудь обнаружим. Понимаешь? Совершенно случайно.

... дружба, как и искусство, дана человеку для наслаждения, а не для того, чтобы пользоваться ею в корыстных видах.

— Как твои волосы пахнут...

— Наверно шампунем.

— Нет... они пахнут волосами! Рыжими.

... дружба, как и искусство, дана человеку для наслаждения, а не для того, чтобы пользоваться ею в корыстных видах.

— Как твои волосы пахнут...

— Наверно шампунем.

— Нет... они пахнут волосами! Рыжими.

Одни люди создают мир, основанный на лжи, а другие в нём живут, с умилением думая о пингвинах.

— А вы какие «иные»? Темные или светлые?

— Мы — светлые.

— А я?

— А это ты решишь сам.