Нет ничего гибельнее для страны, чем апатия народа к внешней политике своего отечества...
Александр Михайлович Горчаков
Cлайд с цитатойКазалось, Нессельроде прав: России сказать нечего, Россия унижена, Россия отодвинута, Россия бессловесна...
Был обычный осенний день, когда в Петербурге застучал телеграф, рассылая по столицам мира циркуляр министра, обращённый вроде бы к русским послам за рубежом, на самом же деле адресованный ко вниманию всей Европы.
Главная задача — развитие внутренних сил страны.
Но это не значит, что Россия замыкается в себе.
Напротив, она готова активно участвовать в политической жизни всего мира, и в первую очередь — в Европе...
Телеграфы отстукивали решающий аккорд Горчакова:
Говорят, что Россия сердится.
Нет, Россия не сердится.
Россия сосредоточивается.
Последнюю фразу с французского языка в столицах мира переводили по-разному, а зачастую она звучала с угрозой:
— Россия усиливается...
— Но ваше стремление со времен Петра Первого к расширению стало уже хроническим и... опасным. На опыте своей страны я знаю, как это трудно — уметь остановиться. Допускаю, что вам предел знаком, но знают ли предел ваши генералы?
— В чем вы нас подозреваете? – оскорбленно вопросил Горчаков. – У нас в России есть такие места, где ещё не ступала нога человека, и мы, русские, все еще надеемся встретить в Сибири живого мамонта. Неужели в мудрой Англии думают, что Россия озабочена приращением земельных пространств?
— Вы и так безбожно распухли, — съязвил Нэпир.
— Наша опухоль — наследственная, в отличие от вашей — всегда чужой, развитой в меркантильных интересах...
Поздними вечерами, когда в здании министерства погасали свечи, Горчаков любил остаться в кабинете, за бутылкой вина «Эрмитаж» обожал поболтать с Тютчевым и Жомини.
— Европа считает нас азиатами. Но мы принадлежим Европе в такой же степени, что и Азии. Всем своим громадным телом Россия распростерлась по азиатским просторам, выставив босые пятки на Алеутские острова, но голова нашей отчизны извечно покоилась в Европе... Сейчас Россию хотят публично отлучить от большого европейского концерта. В давние времена папа римский отлучил от церкви германского кесаря Генриха Четвертого, и тот, прибыв в Каноссу, посыпал главу пеплом, покаянно разорвал на себе одежды, неделю простоял на ногах под дождями и солнцем, со слезами умоляя папу не отвергать его. Но ежели Европа надеется, что Россия тоже пойдёт в Каноссу на покаяние, то она заблуждается... не пойдём!
— Да, — говорил Горчаков, — мы обещали Англии не ходить в Бухару и Хиву, но жители Бухары и Хивы не обещали, что перестанут ходить к нам с жалобами на своих ханов.
— Ваш ответ, — иронизировал Нэпир, — напомнил мне ответ дамы, нарушившей любовную клятву: «Да, я клялась любить его до гроба, но я ведь не клялась сдержать свою клятву!»
Горчаков, садясь на горшок, говорил врачам:
— Кажется, из меня выходят дурные последствия политики Священного союза монархов… О-о, господи! Прости и помилуй нас, грешных, царица небесная, заступница наша еси...
Горчаков отчасти уже нейтрализовал Уайтхолл заверением, что Россия считает Афганистан вне сферы русских влияний. И он очень не любил напоминаний о силе британского флота:
— Каракумов броненосцами не завоевать.
Не раз выступая в Государственном совете, Горчаков говорил:
— Без ошибок правительства революция невозможна, в каждой революции кроется вина правительства...