Григорий Поженян

Если радость на всех одна,

На всех и беда одна.

Море встаёт за волной волна,

А за спиной спина.

Здесь, у самой кромки бортов,

Друга прикроет друг.

Друг всегда уступить готов

Место в шлюпке и круг.

Его не надо просить ни о чём,

С ним не страшна беда.

Друг мой — третье моё плечо -

Будет со мной всегда.

Ну, а случится, что он влюблён.

А я на его пути,

Уйду с дороги. Таков закон:

Третий должен уйти.

И крик подранка в камышах,

беспомощный призыв: «Не надо»,

забор задушенного сада,

угрюмство шляпы на ушах

и жирный шаркающий шаг, -

за всё расплачиваться надо.

А ты-то думал: обойдусь,

живу вчерне и для парада.

И в небе, и на кухне гусь.

Что ж, соответствуй и не трусь:

за всё расплачиваться надо.

По всем земным счетам плати,

клади всё небо к изголовью,

за ложь бескровного пути,

чтоб реку жизни перейти,

расплачивайся алой кровью.

Но там, там тоже есть черта,

и суд всевышний, и награда,

и справедливости врата.

И надпись на воротах ада:

«За всё расплачиваться надо».

И я говорил тем, кто тише воды:

зачем вы не слышите голос беды?

И я говорил тем, кто ниже травы:

как знать вам цвет глаз, не подняв головы?

И я говорил в рот набравшим камней:

сказавший — не страшен, молчащий страшней.

У мирного времени свой обмолот.

Но годы войны, словно паковый лёд,

сдвигая границы, держали меня.

И слёзы катились по морде коня.

И чайки клевали глаза мертвецов.

А голубь порвался с почтовым кольцом.

А я всё сдавал и сдавал города,

и в них оставалась душа навсегда.

И не хоронил — зарывал, зарывал...

Как будто за всех уже отгоревал.

И чем, уходящим, нам было тесней,

тем красные маки красней и красней.

Если был бы я богатым,

я б купил жене три платья,

три пальто, три пары туфель

и корзину помидоров.

В дождь пускай она не мокнет,

в снег пускай она не стынет,

в день весенний пусть выходит

в легком платьице веселом.

Если был бы я богатым,

я купил ей сок брусничный,

завалил бы подоконник

фиолетовой сиренью.

Пусть она остудит губы,

пусть она поднимет брови

и, зарывшись в гроздьях влажных,

пусть отыщет семь семерок.

Я старомоден, как ботфорт

на палубе ракетоносца.

Как барк, который не вернется

из флибустьерства в новый порт.

Как тот отвергнутый закон,

что прежней силы не имеет.

И как отшельник, что немеет

у новоявленных икон.