Субмарина (Submarine)

Сегодня в энциклопедии я наткнулся на статью об ультразвуке. Это звуковые вибрации настолько высокой частоты, что не различимы для человеческого уха. Сперва его использовали для обнаружения подводных объектов. Подлодок, глубинных бомб, Атлантиды и прочих. Некоторые животные, например, летучие мыши, дельфины и собаки, могут слышать ультразвуковые частоты. Но люди не могут. Никто на самом деле не знает, что думает или чувствует другой человек. Что находится внутри мамы? Внутри папы? Внутри Джорданы? Все мы идем по жизни, никем не замеченные. И с этим ничего нельзя поделать.

— Они ведь наши соседи.

— Кто, ниндзи? Сегодня четверг, наш кино-вечер, а не проходной двор.

— Не называй их ниндзями, Оливер. Это расизм. Они ведь белые.

Хотел бы я принести в школу такую записку: «Дорогой мистер Дэйви, пожалуйста, отпустите Оливера с уроков, у него разбито сердечко. Искренне ваш, Ллойд Тейт.»

— Я тебе спичек принес. Твои любимые.

— Я заметила, когда зажигаешь спичку, пламя принимает форму падающей слезы.

И тогда я понял, что ее уже не спасти. Она стала рохлей. Теперь она будет покупать для любимых учителей сувенирчики, восхищаться пейзажами и покупать суп для бездомных. И она больше никогда не будет жечь мне волосы на ногах.

Иногда мне бы хотелось, чтобы за мной всюду ходила съемочная группа. Я представляю, как камера берет меня крупным планом. Но пока что биография моей жизни имеет бюджет лишь на общий план, снятый издалека.

Не знаю, достиг ли я зрелости, но я определенно стал старше. Я чувствую себя высохшим, словно внутри меня живет крошечный старик Оливер Тейт, который управляет каркасом в виде Оливера в натуральную величину. Каркас, на котором демонстрируются обветшалые повторы старых изображений. Каждый вечер я прихожу в одно и то же место и жду, пока небо окрасится в унисон моему настроению. Все уже решено. Нет никаких сомнений, что это конец.

Она никогда не говорит о себе, а значит, может быть кем угодно.

Иногда мне бы хотелось, чтобы за мной всюду ходила съемочная группа. Я представляю, как камера берет меня крупным планом. Но пока что биография моей жизни имеет бюджет лишь на общий план, снятый издалека.

Не знаю, достиг ли я зрелости, но я определенно стал старше. Я чувствую себя высохшим, словно внутри меня живет крошечный старик Оливер Тейт, который управляет каркасом в виде Оливера в натуральную величину. Каркас, на котором демонстрируются обветшалые повторы старых изображений. Каждый вечер я прихожу в одно и то же место и жду, пока небо окрасится в унисон моему настроению. Все уже решено. Нет никаких сомнений, что это конец.

Она никогда не говорит о себе, а значит, может быть кем угодно.