Густав Майринк

Вы живете пятьдесят лет, из них десять лет у вас крадет школа: остается сорок.

И двадцать пожирает сон: остается двадцать.

И десять — заботы: остается десять.

И пять лет идет дождь: остается пять.

Из них вы четыре проводите в страхе перед «завтра»; итак, вы живете один год — может быть!

Почему вы не хотите умереть?!

Смерть хороша.

Там покой, всегда покой.

И никаких забот о завтрашнем дне.

Там безмолвное настоящее, какого вы не знаете, там нет ни ранее, ни позднее.

Там безмолвное, настоящее, какого вы не знаете!

Солнце зажгло в душе смертных желание радостей и, наконец, подавило их проклятьем — создавать, в поте лица, преходящие вещи и снова разрушать их, а луна — тайный источник всех земных форм — затемнила их взор обманчивым блеском, так что они стали гонятся за фантомами и перенесли во вне — в ощутимое — то, что должны были созерцать духовно.

Грязь на чулках прощают только победителю.

Жил-был человек, который так сильно разочаровался в жизни, что порешил никогда больше не вставать с постели. А всякий раз, когда спать было уже невмоготу, переворачивался на другой бок и снова засыпал...

Человек чести должен говорить холодно, отстраненно, избегая пафоса великих страстей, которые так любят провинциальные проститутки и... и начинающие поэты...

Внешность обманывает только круглого дурака.

Я жестоко упрекал себя в том, что всё время видел в Ляпондере только убийцу и не замечал человека.

Пространство и время — пустые фикции, что подтверждают предметы старины, древности той или иной эпохи, дожившие до наших дней. Только мы, люди, привязаны к времени и пространству...

Существует предание, что однажды три человека спустились в царство тьмы, один сошел с ума, другой ослеп, и только третий, Рабби-бен-Акиба, вернулся невредимым и рассказал, что он встретил самого себя.

Когда люди подымаются с ложа сна, они воображают, что они развеяли сон, и не знают, что становятся жертвой своих чувств, что делаются добычей нового сна, более глубокого, чем тот, из которого они только что вышли.