Денис Иванович Фонвизин

В большом свете водятся премелкие души.

Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче не делать того, за что б совесть угрызала.

Я полагаю истинную неустрашимость в душе, а не в сердце. У кого она в душе, у того, без всякого сомнения, и храброе сердце. В нашем военном ремесле храбр должен быть воин, неустрашим военачальник. Он с холодною кровью усматривает все степени опасности, принимает нужные меры, славу свою предпочитает жизни; но что всего более — он для пользы и славы отечества не устрашается забыть свою собственную славу. Неустрашимость его состоит, следственно, не в том, чтоб презирать жизнь свою. Он её никогда и не отваживает. Он умеет ею жертвовать.

Неустрашимость — добродетель; следственно, нет состояния, которое ею не могло бы отличиться. Мне кажется, храбрость сердца доказывается в час сражения, а неустрашимость души во всех испытаниях, во всех положениях жизни. И какая разница между бесстрашием солдата, который на приступе отваживает жизнь свою наряду с прочими, и между неустрашимостью человека государственного, который говорит правду государю, отваживаясь его прогневать. Судья, который, не убояся ни мщения, ни угроз сильного, отдал справедливость беспомощному, в моих глазах герой. Как мала душа того, кто за безделицу вызовет на дуэль, перед тем, кто вступится за отсутствующего, которого честь при нём клеветники терзают! Я понимаю неустрашимость так...

Ничто так не терзало моё сердце, как невинность в сетях коварства. Никогда не бывал я так собой доволен, как если случалось из рук вырвать добычу от порока.

В глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; добродетель всё заменяет, а добродетели ничто заменить не может.

Без неё [души] самая просвещеннейшая умница — жалкая тварь.

Со всем тем, сколько им покушение сие ни много стоит и стоить будет, но равенства состояний никогда достигнуть не могут, какие бы законы они ни сделали, ибо всегда одна часть подданных будет принесена на жертву другой.