Алан Брэдли

Мы сошли с корабля в Квебеке. Канадский таможенник в черном костюме и фуражке поинтересовался целью моего визита.

— Исправительная колония, — объявила я.

Единственный сосуд, в котором можно изучать душу, — это живое человеческое тело, поэтому ее так же сложно изучать, как и мексиканские прыгающие бобы.

Иногда самую глубокую любовь можно проявить только оставаясь в стороне.

— Я обнаружила еще один труп, но вы, наверное, в курсе?

— Разумеется. Такие новости разносятся как пожар. Не могу сказать, что я удивилась. Каждому свое, если ты понимаешь, о чем я.

Посмотрев на библиотеку, ты всегда можешь понять не то, кто этот человек, но кем он хочет стать.

Химия — столь одинокое занятие, что в величайшие моменты никогда нет зрителей.

Я выяснила, что одна из примет поистине великого ума — это способность изображать глупость в случае необходимости.

Когда нам страшно, мы несем черуху в надежде, что наше притворство вернет все на свои места.

Некоторые люди приходили на гильотину с вопросом: «Я не опоздал?»

Когда ты не помнишь свои сны, это хуже всего, поскольку ты возвращаешься в реальность, не зная, что делала и где была.

Моя сестра выработала легкую сутулость ученого, которой особенно гордилась. «Клонюсь к земле под грузом знаний, – твердила она. – Культурная травма».