грустные цитаты

С детства я был уверен, что работа – это всё. С юных лет отец твердил мне, что я обязан сам уметь заработать себе на питание и жильё. Я не должен ни от кого зависеть. Я был вынужден не ждать помощи, а решать проблемы сам. Двенадцать минут назад я узнал, что работа — это всего лишь часть жизни. Её бледный отблеск. Искажённая проекция.

— Терпи, ты же большая девочка.

— Куда мы?

— Туда, где тебе помогут.

— Я же учёный, забыл? Я не верю в сказки.

— Они помогут тебе. Я знаю.

— Зачем им спасать нас?

... А вообще-то существуют в Судьбе какие-нибудь иные результаты, кроме «сиюминутных»?

Это болезнь F63.9.

Здоровый человек с тобой её не разделит.

Сколько продержится она ещё в твоем теле,

зависит лишь от тебя, лечи её скорее.

... пошел в суд на дело Батурлова (Карточная Госмонополия). Дело самое обыкновенное: компания современной молодежи встала во главе Карточной фабрики. Чаще всего за фасадом комфраз скрывается «обогащайтесь». Они и обогащались — обкрадывали казну, как умели. Они были в этом деле талантливее, чем другие, только и всего. Не чувствуется никакой разницы между их психологией и психологией всех окружающих. Страна, где все еще верят бумажкам, а не людям, где под прикрытием высоких лозунгов нередко таится весьма невысокая, «мелкобуржуазная» практика, — вся полна такими, как они. Они только слегка перехватили через край. Но они плоть от плоти нашего быта. Поэтому во всем зале — между ними и публикой самая интимная связь. «Мы сами такие». Во всем этом деле меня поразило одно. Оказывается, люди так страшно любят вино, женщин и вообще развлечения, что вот из-за этого скучного вздора — идут на самые жестокие судебные пытки. Ничего другого, кроме женщин, вина, ресторанов и прочей тоски, эти бедные растратчики не добыли. Но ведь женщин можно достать и бесплатно, — особенно таким молодым и смазливым, — а вино? — да неужели пойти в Эрмитаж это не большее счастье? Неужели никто им ни разу не сказал, что, например, читать Фета — это слаще всякого вина? Недавно у меня был Добычин, и я стал читать Фета одно стихотворение за другим, и все не мог остановиться, выбирал свои любимые, и испытывал такое блаженство, что, казалось, сердце не выдержит — и не мог представить себе, что есть где-то люди, для которых это мертво и ненужно. Оказывается, мы только в юбилейных статьях говорим, что поэзия Фета это «одно из высших достижений русской лирики», а что эта лирика — есть счастье, которое может доверху наполнить всего человека, этого почти никто не знает: не знал и Батурлов, не знал и Ив. Не знают также ни Энтин, ни судья, ни прокурор. Русский растратчик знает, что чуть у него казенные деньги, значит, нужно сию же минуту мчаться в поганый кабак, наливаться до рвоты вином, целовать накрашенных полуграмотных дур, — и, насладившись таким убогим и бездарным «счастьем», попадаться в лапы скучнейших следователей, судей, прокуроров. О, какая скука, какая безвыходность! И всего замечательнее, что все не-растратчики, сидящие на скамьях для публики, тоже мечтают именно о таком «счастье». Каждому здешнему гражданину мерещится — как предел наслаждения — Эмма, коньяк, бессонная ночь в кабаке. Иных наслаждений он и представить себе не может. Дай ему деньги, он сейчас же побежал бы за этими благами.

Ну где же, мои старые волны прибоя?

Звёзды, которые я так сильно любил?

Ах да, точно, из-за тебя я их позабыл…

Анархия и рабство — суть два карающих бича, которые ждут случая, чтобы наказать за ошибки королей или за буйство народов.

Жизнь — не сказка и некоторым приходится почувствовать это на собственной шкуре.

Говорят, было слышно, как разбилось ее сердце.

Рядом с пожилыми людьми тебе всегда грозит опасность быть втянутым в разговор.