— Если сравнивать с животными, на кого больше всего похожи российские политики и российский истеблишмент? По поведению, по поведенческим стереотипам?
— Когда были депутаты и Верховный совет это точно напоминало какую-то колонию грызунов, где шумят, выскакивают из норок. Хотя в колонии грызунов больше порядка, мне кажется.
У нас многие что-то начинают делать, допустим, кино или спектакль. И режиссёры говорят: «Значит так, это будет в Каннах! Это на Оскара! А это в Берлин!» Мы перестали думать о том, что есть двести миллионов вокруг нас, которым так глубоко наплевать, где это будет. Поэтому у нас перестало быть наше кино. Почему очень любят «Бриллиантовую руку»? Я умираю от этого фильма! Потому что я смотрю, он снят на плёнке «Свема». Если посмотреть на качество её, «Kodak» немножечко сейчас курит в этот момент. Смотрю на монтаж: ну как же так, всё склеено, такая динамика, такая скорость! И это вечное кино.
Мы иногда сейчас начинаем искусственно делать себя умнее, чем зритель. Вот я немножечко дольше всё это расскажу, а вот здесь немножечко вы не понимаете, вы немножечко потом поймёте, дорогие друзья. А наше кино убивало тем, что оно было искромётное, моментальное. Фильмы были короткие, час тридцать. И за это время люди успевали плакать, смеяться, переживать и так далее!
Я очень не люблю, когда мы начинаем повторять чьи-то уже пути. Допустим, действительно, у нас Бродвей невозможен, также как было бы, наверное, странно, когда белые начнут танцевать рэп. Такие сугубо афроамериканские дела. Было бы забавно, если бы, допустим, ансамбль «Берёзка» был где-то в Эфиопии. У нас есть свой настоящий путь. Это главное, что в нас есть. У нас есть очень мощный стержень, который может покорить всех.
Я всегда знал, что интеллигенция у нас не подарок. Но сегодняшняя!... Просто наказание Господне для России. И такая она оказалась кровожадная, неинтеллигентная какая-то... Казалось, такие все были художники, а тут пятки рвут — бабки делают... И безответственность потрясающая. Когда с простым человеком разговариваешь, он ни слова просто так не вымолвит, а тут руки, болота поноса словесного, лживого. Чудовищная непоследовательность. Какая там соль земли! Ленин прав был один раз: дерьмо нации, а не соль земли!..
Интеллигенция, на сегодняшний день, это какая-то вечная женственность. Врач, например, допустивший ошибку, он подсуден. Стрелочник, который не так перевёл стрелки, подсуден. Интеллигенция никогда ни за что не отвечает.
Актёр — особенно в последнее время — стал в каком-то смысле проституткой. Потому что продаётся «за ништо», за нетворческую работу, за роль, от которой не получит никакого удовлетворения, но заработает хорошие деньги, почему и соглашается. Я не исключение: ловлю себя на том, что тоже соглашаюсь. Потому что интересных, заметных ролей — пусть даже нищенски оплачиваемых — мне не предлагают.
Интеллигенция сейчас, как мне кажется, она тоже стала индифферентной. Она тоже перестала быть той интеллигенцией, к которой мы привыкли. К той формулировке, к которой мы привыкли. Интеллигенция — это аристократизм духа, прежде всего. И это понятие исчезло. И исчезает день ото дня. К сожалению. К великому сожалению.
— Джаз для России это чужая музыка?
— Я с этим не согласен. Приведу пример. Когда мы встретились с оркестром Кларка Терри, это знаменитый трубач, который, кстати, играл у Дюка Эллингтона, мы с ними выступали вместе на фестивале. И потом когда мы вышли после фестиваля, выяснилось, что они в одной гостинице и я предложил им наш автобус до гостиницы. И когда мы ехали, по пути кто-то сказал: «Вы знаете, у нас там напитки остались, позовём их поговорить». Мы позвали, поговорили и вдруг тромбонист один, двухметрового роста говорит: «Можно мне сказать слово? Вы знаете, как у нас к цветным относятся, но мы впервые почувствовали: только русские к нам относятся именно душой всей». Потом у него слёзы потекли. И потом говорит: «Я только сейчас понял: настоящий джаз понимают только цветные и русские».
Разочарование — это самое страшное дело, которому подвержены бывают люди. Нельзя допускать, чтобы люди разочаровались.
Cлайд с цитатой