— В интернете есть не только голые люди. Ты это знаешь, да?
— Только не в моем интернете.
— В интернете есть не только голые люди. Ты это знаешь, да?
— Только не в моем интернете.
— Дин! Дин, у нас проблема.
— Да, не то слово. Погляди.
— Это я?
— Интернет пишет, что у тебя своя юридическая фирма и ты любишь капусту. Послушай и зацени свою пламенную речь.
[— Купите беговую дорожку, не пейте кофе, и придерживайтесь сыроедения. Боже, храни капусту, верно? Говоря прямо...]
— Ладно.
— Нет, нет, дальше хуже.
[— ... это трудно слышать, но работа на пике ваших способностей требует всей вашей психической энергии, всей до последней капли.]
— Вот.
[— Это нельзя совмещать с такими вещами, как хобби или даже семья.]
— Так, всё, хватит, Дин.
— Много не пей: завтра в дорогу. Нет покоя самоубийцам.
— А по-моему, очко в нашу пользу. Приятно. Уходим на мажорной ноте.
— Да уж. Ключевое слово — уходим.
— Ну, извини.
— Извини? Ха, ха... За что извиняешься? Извиняешься за то, что ты боролся за жизнь Донателло, но, когда дело доходит до тебя, ты просто сдаёшься? Или за то, что все эти годы, всю свою жизнь я равнялся на тебя, учился у тебя, копировал тебя? Я шёл за тобой в ад и обратно. Ты просишь прощения за то, что сейчас всё это ничего не значит?
— Кто так сказал?!
— Ты! Когда ты сказал мне, что я должен убить тебя. Когда ты сказал мне, что я должен выбросить всё, за что мы сражаемся. Выбросить веру! Выбросить семью! Мы — парни, которые спасают мир. Мы не можем это просто выбросить!
— Сэм, я испробовал всё. Всё! У меня на руках одна карта, и я её сыграю.
— Сегодня у тебя есть одна карта, но завтра мы найдём ещё одну! Но если ты сдашься сейчас, никакого завтра уже не будет! Ты говоришь мне, что не видишь другого выхода. Я тоже, Дин! Пока! Но то, что ты делаешь сейчас — это неправильно! Ты сдаёшься! Посмотри, что произошло сегодня. Донателло никогда не прекращал бороться, и поэтому мы смогли ему помочь... Я верю в нас, Дин. Я верю в нас!
— Эй, эй, эй!
— Почему ты тоже в нас не веришь?
— Хорошо, Сэм... Поехали домой.
— Что?
— Поехали домой. Может Билли ошиблась. Может быть... Но я верю в нас. Я верю во всех нас.
Папа... для меня та ссора была целую жизнь назад. Я даже не помню, что я сказал... Вообще-то да. Знаешь что? Ты и правда много напортачил. Но я не... Когда я думаю о тебе — а я часто о тебе думаю, — я не думаю о наших ссорах. Я думаю о тебе и вспоминаю тебя на полу той больницы. И думаю о том, что мне не удалось попрощаться.
— А ещё... он меня обнял.
— Как мило.
— Нет, мам, ты не понимаешь. Мы не обнимаемся... то есть, обнимаемся, но только если грядёт конец света. Буквально!
— Имя Гордон Уокер тебе о чем-нибудь говорит?
— Да, я его знаю.
— И?
— Отличный охотник, а что, милый?
— Мы тут столкнулись с ним и теперь вроде как работаем вместе.
— Не надо, Сэм.
— Ты же сказала, что он отличный охотник.
— А Ганнибал Лектор — отличный психиатр.
— С чего ты решил, что я не стану вам помогать?
— Потому что ты ушлёпок.
— Да! Но я ваш ушлёпок.
Я говорил себе: ещё одно дело, и ещё одно дело, и потом ещё одно... а потом я вернусь в юридический колледж, к своей жизни. Но однажды я понял, что это и есть моя жизнь.
— Проснись и пой, Сэмми.
— Чувак, Азия?
— Да брось! Ты же торчишь от этой песни!
— Да уж, если послушаю её ещё раз — удавлюсь.
— Ась? Прости, чёта я тебя не расслышал.
— Это не значит, что мы в расчете. Если увижу тебя снова...
— Уймись, Саманта. Прекрати дразнить меня.