аббат Фариа

Человек может вспомнить все. Даже пребывание в утробе собственной матери.

Отсюда положение: если хочешь найти преступника, ищи того, кому совершенное преступление могло принести пользу.

Посмотрите, — сказал аббат, — на солнечный луч, проникающий в мое окно, и на эти линии, вычерченные мною на стене. По этим линиям я определяю время вернее, чем если бы у меня были часы, потому что часы могут испортиться, а солнце и земля всегда работают исправно.

Иные предприятия кажутся столь несбыточными, что даже не приходит в голову браться за них; какой-то инстинкт заставляет избегать их.

Я много говорю? Вы правы. С такой скоростью говорят только итальянцы. Им слишком много надо сказать себе, чтобы успокоиться, и в то же время сделать все, чтобы не услыхать никого другого.

В политической тюрьме врач к живым не приходит.

— А вы сами, — сказал Фариа, — почему вы не убили тюремщика ножкой от стола, не надели его платья и не попытались бежать?

— Потому, что мне это не пришло в голову, — отвечал Дантес.

— Потому что в вас природой заложено отвращение к убийству: такое отвращение, что вы об этом даже не подумали, — продолжал старик, — в делах простых и дозволенных наши естественные побуждения ведут нас по прямому пути. Тигру, который рождён для пролития крови, — это его дело, его назначение, — нужно только одно: чтобы обоняние дало ему знать о близости добычи. Он тотчас же бросается на неё и разрывает на куски. Это его инстинкт, и он ему повинуется. Но человеку, напротив, кровь претит; не законы общества запрещают нам убийство, а законы природы.

— Вас еще не пытали?

— Нет, но меня били.

— Этого мало. Нужно пройти моральные пытки.

Вовремя лишиться ненужной вещи — большая удача.