Грешники и святые

Все решает предприимчивость, оборотистость и наглость вкупе с умением лгать; всего этого не занимать церковникам.

Языческие легенды говорят, что боги танцевали, создавая мир. Я лечу, и вместе со мной летят все они, отплясывающие танец сотворения и смерти вселенной; шаг вперед — мир растет, шаг назад — небеса трещат.

Люби меня, люби, заклинаю я его. Люби меня сильно, увлекись мною, пропади во мне, тянись и дотягивайся. Так нужно. Так хочет Бог.

Я не безбожница, но мой Бог многое мне прощает. Грехи становятся так забавны, как только входишь во вкус.

Он мстил за нас обоих, оберегая мою семью от позора, оставляя моему отцу его спокойное сердце. В тот миг я любила Реми гораздо больше, чем Бога. Впрочем, это часть высшей любви и есть.

Истории счастья зачастую тяжело рассказывать и неинтересно слушать, что в них особенного? Все так жили, живут и жить будут. То ли дело истории бедствий! Вот когда у слушателей захватывает дух, особенно если рассказчик умелый.

Жизнь не кончена, пока ты дышишь. Вот ляжешь в сухую землю, засыплют комьями твой открытый в последнем вздохе рот, тогда представай перед Богом и Его ангелами и жалуйся на несправедливость. Пока же дышишь, живи; жизнь не в деньгах, не в предательстве, не в других, жизнь в тебе самом.

Только его потрескавшиеся губы — для моих губ, его сердце, бьющееся так быстро, — для моего сумасшедшего сердца. Кто бы мы ни были с ним — грешники или святые, преступники или невинные жертвы, — мы припаяны друг к другу навеки, и нас даже смерти не разлучить. Она придет однажды, конечно, ко мне или к нему, а может, к нам обоим вместе, вполне возможно, что и сегодня нанесет визит. Но мы ее сильнее, ей нас не взять. Один просто подождет другого там, на перепутье дорог, что сходятся перед воротами; святой Петр, этот вечный ключник Господа, подождет нас обоих.

Я живу в соответствии с моими принципами, тщательно взлелеянными велениями разума и сердца, и делаю то, что правильно.

Люди красивы изнутри. Душою. Если у человека душа мелочная, или пустая, или вовсе нет ее — о какой красоте может идти речь? Пусть совершенны брови, губы изогнуты луком Амура, волосы роскошно струятся из-под шляпы — уродство души ничем не скроешь.