Владимир Рудольфович Соловьев

Сама идея, что у детей потрясающее чувство искренности — абсолютная чушь. Поэтому дети регулярно попадаются на бесконечные обманы. Трагедия детей состоит в том, что их легко втащить в любой блуд, в любую ересь. Именно поэтому дети рекрутируются самыми разными, самыми ужасными организациями. И мошенники на наших детях, и доводят их до самоубийства, потому что детская психика никогда не была критерием искренности. Детская психика наивна. Детская психика восприимчива. Но детская психика не камертон веры. Детская психика не камертон доверия. Поэтому не надо идеализировать детей. Надо их любить, а не идеализировать. Потому что если вы будете говорить: дети прекрасны... Слушайте, как вы будете уважать четырехлетнего ребенка? Его уважение будет связано с тем, что вы говорите: знаешь, я тебя уважаю. Тебе не надо учиться. Тебе хочется шоколадную конфету? А вот любое воспитание — это есть, к сожалению, это есть ограничение воли ребенка.

Андрей Максимов очень глубокую тему пытался поднять. О душе. Иногда мне кажется, что у многих правителей с этим были какие-то проблемы. Они не могли услышать этот голос. Почему я говорил: помазаник — не помазаник? Если Бог направляет тебя (или не направляет) — это ведь не случайная вещь. Реформатор, который не успел — это прожектер, а не реформатор. Потому что иначе он действительно остался бы как великий правитель. Почему он не успел — никогда никого не волнует. Потому что в результате его «не успел» страдает народ. Потому что когда ты находишься на самом верху власти, у тебя совершенно иная степень ответственности. Потому что тебе народ вверяет власть. Ты — помазаник божий, но народ должен это в тебе увидеть и принять. Если мы говорим о традиции русской империи. Если ты не чувствуешь народ, не понимаешь своей ответственности перед народом, если ты увлекаешься идеями, которые народ не принимает, ты обречен на провал. Вот это — базовая легитимация любой реформы. Народ должен понимать, что это делается во благо и во имя народа. А не элит. Когда это не происходит, тогда прожектеры, или те, кто с ними борется, начинают искать признания извне. Тогда им народ кажется неумытым, тогда им народ кажется не тем, недостаточно просвещенным, недостаточно западным. Им сразу становится тесно, душно, и хочется наконец европейскости, цивилизации. А оттуда не приходят романтики, мечтающие помочь. В мире их как-то не обнаруживается. Эгоисты приходят. Грабители приходят. Жулики приходят. Колонизаторы приходят. А народ этого никогда не прощает.

История — это всегда история личностей, а не институтов.

— В воспоминаниях братьев Васильевых есть эпизод, где они встречаются со Сталиным на волне успеха фильма «Чапаев» и говорят ему: «Вы знаете, если бы мы знали, что фильм «Чапаев» будет таким успешным, мы бы его сделали ещё лучше». На что Сталин им сказал: «Если бы мы знали, что революция будет такой успешной, мы бы сделали ещё лучше». Поэтому, если бы знать задним числом, как можно сделать лучше и что из этого получится...

— Ну конечно. К сожалению, сегодня не продают завтрашних газет. [ведущий В. Р. Соловьев]

Историю пишут фанатики, убежденные в своей правоте. А убежденные в правоте другой страны пусть пишут историю другой страны.

Россия всегда усиливала свои позиции, рассчитывая только на саму себя. Любая попытка России рассчитывать на кого-то всегда приводила к ее ослаблению. Наш опыт всегда показывает: если мы ищем силу не внутри себя, мы оказываемся обманутыми. Нам не надо ни в коем случае попадаться в эту ловушку. Единственным всепобеждающим источником силы являемся мы сами. Мы помним как американцы нас «любили», ага. А в 1947 году угрожали нас уничтожить, если мы не выведем войска из Ирана. Мы хорошо понимаем эгоизм так называемых ситуативных партнеров. И никаких иллюзий не испытываем.

Если Вы хотите отказаться от своего Бога, у Вас появятся чужие боги. Чудес не бывает. И великая немецкая философия об этом тоже говорила.

Давным-давно я вёл одну программу, приходит такой известный российский актер и я его спрашиваю: «Кого вы считаете выдающимися актерами двадцатого века?»

Он так сел и сказал: «Нас немного...»

Надо говорить не только о колбасе и мясе. Надо говорить о сущностных вещах. Потому что без великого проекта сам смысл существования России в таких климатических и географических условиях кажется более чем странным.