Опозоренный Вавилон умаляет славу Александра, порабощённых Рим умаляет славу Цезаря, разрушенный Иерусалим умаляет славу Тита. Тирания переживает тирана. Горе тому, кто позади себя оставил мрак, воплощенный в своем образе.
Виктор Гюго
Cлайд с цитатойИ ничто не могло бы произвести более мучительное и более страшное впечатление, чем это лицо, на котором, если можно так выразиться, отразилась вся скверна добра.
Впрочем, то же самое мы наблюдаем и в наши дни: уста каждого ученого, осыпающего похвалами своего собрата, — это чаша подслащенной желчи.
Таким образом, он оказался глухим и слепым одновременно. Вот условие, необходимое для того, чтобы быть образцовым судьей!
Ум, как и природа, не терпит пустоты. Природа заполняет пустоту любовью; ум нередко прибегает для этого к ненависти. Ненависть дает ему пищу. Существует ненависть ради ненависти; искусство ради искусства более свойственно натуре человека, чем принято думать. Люди ненавидят. Надо же что-нибудь делать. Беспричинная ненависть ужасна. Это ненависть, которая находит удовлетворение в самой себе. Медведь живет тем, что сосет свою лапу.
Но это не может длиться без конца. Лапу надо питать. Медведю необходим какой-нибудь корм. Ненависть сладостна сама по себе, и на некоторое время ее хватает, но в конце концов она должна устремиться на определенный предмет. Злоба беспредметная истощает, как всякое наслаждение в одиночестве. Она похожа на стрельбу холостыми патронами. Эта игра увлекает лишь в том случае, если можно пронзить чье-либо сердце. Нельзя ненавидеть только ради того, чтобы прослыть ненавистником. Необходима цель – мужчина или женщина, кто-то, кого стремишься погубить.
Брак никому не к лицу, из-за него блекнут ленты, украшающие платье, он старит. Брак – убийственно ясное разрешение вопроса. Женщина отдает себя мужчине при посредничестве нотариуса – какая пошлость! Грубость брака приводит к непоправимым положениям; он уничтожает волю, исключает выбор, устанавливает, подобно грамматике, свой собственный синтаксис отношений, заменяет вдохновение орфографией, превращает любовь в диктант, лишает ее всякой таинственности, низводит с облаков образ женщины, одевая ее в ночную сорочку, умаляет тех, кто предъявляет свои права, и тех, кто им подчиняется; наклоняя одну чашу весов, уничтожает очаровательнее равновесие, существующее между полом сильным и полом могущественным, между силой и красотой, мужа делает господином, а жену служанкой, тогда как вне брака существуют только раб и царица. Как превращать ложе в нечто до того прозаическое, что оно становится вполне благопристойным, – мыслимо ли что-либо более вульгарное? Не глупо ли стремиться к такой пресной любви?
— Но разбойники, монсеньор, разбойники!
— В самом деле, — сказал епископ, — я чуть было не забыл о них. Вы правы. Я могу встретиться с ними. По всей вероятности, и они тоже нуждаются в том, чтобы кто-нибудь рассказал им о Господе Боге.
— Монсеньор, да ведь их целая шайка! Это стая волков!
— Господин мэр, а может быть, Иисус повелевает мне стать пастырем именно этого стада. Пути Господни неисповедимы!
— Монсеньор, они ограбят вас.
— У меня ничего нет.
— Они убьют вас.
— Убьют старика священника, который идет своей дорогой, бормоча молитвы? Полно! Зачем им это?
— О Боже! Что, если вы повстречаетесь с ними!
— Я попрошу у них милостыню для моих бедных.
— Не ездите, монсеньор, ради Бога! Вы рискуете жизнью.
— Господин мэр, — сказал епископ, неужели в этом все дело? Я для того живу на свете, чтобы о душах людских пелись, а не о собственной жизни.
У него был такой вид, словно он постоянно занят созерцанием чего-то страшного. И действительно, он был поглощен своими мыслями.
- « первая
- ‹ предыдущая
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- …
- следующая ›
- последняя »