Джек Керуак

Ты же все время надираешься – я вообще не врубаюсь, как ты добьёшься просветления и останешься в горах: ты же постоянно будешь бегать вниз и пропивать деньги, которые тебе выдадут на фасоль, а кончишь вообще в канаве под дождём, вусмерть пьяный, и тебя загребут, и тебе придётся перерождаться в трезвенника-бармена, чтобы искупить свою карму.

Его отношения с женой были страннее некуда; они разговаривали друг с другом до поздней ночи; слово иметь любил Бык, он говорил и говорил своим жутким монотонным голосом, она пыталась вклиниться и никак не могла; под утро он уставал, и тогда Джейн говорила, а он слушал, шмыгая носом: фуип. Она любила этого человека до умопомрачения, но как-то бредово; между ними никогда не было никаких околичностей – прямой разговор и очень глубокое товарищество, которое никому из нас и присниться не могло. Некая любопытная черствость и холодность между ними была, на самом деле. Просто хохмой, с помощью которой они передавали друг другу собственный набор тончайших вибраций. Любовь – это всё; Джейн никогда не отходила от Быка дальше, чем на десять футов и никогда не пропускала ни единого его слова, а он, надо заметить, говорил очень тихим голосом.

– Ты не думаешь абсолютно ни о ком, кроме себя и своего проклятого оттяга. Тебя заботит лишь то, что болтается у тебя между ног, да еще сколько денег или удовольствий ты можешь получить от людей, а после этого ты их просто отшвыриваешь в сторону. Мало того – ты еще и ведешь себя очень глупо. Тебе никогда не приходит в голову, что жизнь – это серьезно, и что есть люди, которые пытаются прожить ее с толком вместо того, чтобы все время валять дурака.

Вот кем был Дин – СВЯТЫМ ШУТОМ.

Все тропы таковы: сначала паришь в эдаком шекспировском арденском раю, ожидая вот-вот встретить нимф и мальчиков с флейтами, а потом на тебя внезапно наваливается раскалённое солнце, доводящее до кипения, просто адская пыль, крапива и сумах... как и в жизни.