Александра Лисина

— Я пока не совсем освоился. Еще раз прошу меня извинить.

— Не волнуйтесь: он у нас вежливое чудовище, — насмешливо заметил Бер, повернувшись к гостям. — Так что если и сожрет, то потом непременно пожалеет.

Верность — это всегда жертвенность. Но иногда она означает просто умение ждать.

Эррей пропал на целых пять лет; причем, до последнего времени не особенно задумывался о возвращении. Правда, не по причине того, что убил кого-то совсем уж важного. Просто… скучно ему там было. А после Фарлиона вообще — тоскливо. Потому что когда невидимая опасность каждый день щекочет тебе нервы, как-то глупо относиться к царящей в столице суете, как к чему-то значимому. Фарс — он и есть фарс. А благородное сословие, как ни крути, всю свою жизнь проводит именно в этом фальшивом состоянии.

— Ну вот. Какая нехорошая леди… а вы, между прочим, мне едва не понравились! Я уже хотел назвать вас Королевой Бала!!

Я резко остановилась и повернулась к шуту, которому вдруг пришла в голову не слишком удачная мысль бодро шлепнуться на пол, поджав под себя ноги и скрестив их по-турецки.

— Кем?

— Королевой! Что, передумали? — хитро прищурился он, но мне уже было не до шуток. Неторопливо вернувшись, я присела, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и, позволив платью белоснежным цветком распластаться по красивому паркету, тихо сказала:

— Не стоит меня так принижать, господин шут. И не нужно присваивать мне недостойных званий. У Тим-Тима неприлично отвисла челюсть.

— Что?!!

— Каждая женщина в душе своей — королева, — так же тихо сказала я. — Поэтому, называя леди королевой всего одной ночи, вы, господин шут, рискуете ее смертельно оскорбить. Надеюсь, вы понимаете, почему?

Он ошарашено моргнул и не нашелся, что возразить. Только и спросил растеряно:

— Ну… прямо-таки и смертельно?

Я хищно улыбнулась, на мгновение вернувшись в недобрый образ Фантома, и вкрадчиво спросила:

— Разве вы не знаете, господин шут, что женщины по природе своей гораздо более опасные существа, чем мужчины? И разве никогда не замечали, что порой от хлесткой пощечины вас спасает только белая перчатка?

Под моим тяжелым взглядом он странно вздрогнул, отполз назад и уставился, как кролик на удава. Даже побледнел слегка под гримом, хотя, может, мне и почудилось.

— П-почему перчатка? И почему именно белая?

— Чтобы не запачкаться, — серьезно ответила я.

Не верь в то, что ты слаб — даже качественный металл не сразу становится хорошим клинком. Не верь в то, что ты неуязвим — даже хорошие клинки иногда ломаются.

Ты прав, отец. У нас говорят: если долго сидеть у реки, можно увидеть, как однажды по ней проплывет труп твоего врага. Но еще говорят другое: делай что должно, случится — что суждено. Какой путь выбрать — лишь нам решать. И лишь наше дело поступать так, как велит нам сердце. Хотя, наверное, и в том, и в другом случае есть своя особая мудрость.

Иногда не нужно быть магом, чтобы видеть, кто перед тобой: честный человек или подлец, благородный эрхас или последний негодяй. Для этого достаточно просто посмотреть в глаза. Говорят, они — зеркало души. И в них, как в зеркале, можно увидеть свое собственное отражение.

Любопытство — естественное свойство человеческой натуры. Человек, утративший способность интересоваться новым, перестает быть интересным сам.

Просто иногда, чтобы добиться своего, не надо демонстрировать силу, Фаэс, — совсем тепло улыбнулась я. — Ты, может, об этом не задумывался, но, поверь, наша истинная сила — в нашей слабости. Каждая женщина знает об этом с рождения. Так что ты не ударишь меня, Фаэс. Ты больше никогда на меня даже не замахнешься. И сам это знаешь, верно?

Абсолютная свобода всегда означает смерть, Игрок. Потому что, пока мы живы, всегда остаемся к чему-то привязанными: к своим, к чужим, к родителям, детям, друзьям или врагам... И только смерть освобождает нас об взятых на себя обязательств. Только у нее есть право дарить истинное забвение.