Если б знал я окно,
где мерцает сквозь сумрак туманный
тусклый свет фонаря —
и куда в безмолвии ночи
я бы мог постучаться сегодня!...
Если б знал я окно,
где мерцает сквозь сумрак туманный
тусклый свет фонаря —
и куда в безмолвии ночи
я бы мог постучаться сегодня!...
Вообразите: вы стоите ночью у окна на шестом, или семнадцатом, или сорок третьем этаже какого-нибудь здания. Город открывается вам как набор клеток, сотней тысяч окон: какие-то темны, а какие-то залиты зеленым, или белым, или золотым светом. В них туда-сюда проплывают незнакомцы, хлопочут наедине с собой. Вам их видно, однако до них не добраться, и потому это обыденное городское явление, во всякую ночь, в любом городе мира, сообщает даже самым общительным трепет одиночества, его неуютное сочетание разобщенности и наготы.
И снова он едет один, без дороги, во тьму,
Куда же ты едешь, ведь ночь подступила к глазам?
«Ты что потерял, моя радость?» — кричу я ему,
А он отвечает: — «Ах, если б я знал это сам...»
Рассчитай меня, Миша. Ночь, как чулок с бедра,
Оседает с высоток, чтобы свернуться гущей
В чашке кофе у девушки, раз в три минуты лгущей
Бармену за стойкой, что ей пора,
И, как правило, остающейся до утра.
The nights are colder now
Maybe I should close the door.
Anyway the snow is covered all your foot steps
And I can follow you no more.
The fire still burns at night
My memories are warm and clear.
But everybody knows
It's hard to be alone at this time of year.
В садах асфальтово-бетонных
Ночные распускаются огни.
И только лишь фонарь бездомный,
Глядя в окно, со мною коротает дни.
Мне шепчет ночь: “Прошу, останься!”
Но за руку берет и тянет за собою сон.
Я ухожу, и буду еще долго возвращаться,
Чтоб до последнего держать твою ладонь.
Во сне я птицей был, а может, не был,
Но поутру опять искал глазами неба…
Клевал краюхи хлеба с чьих-то рук,
Искал весну, но лишь зима вокруг.
Когда-нибудь в потоке лиц усталых,
Я все же разыщу свои родные берега.
Но, а пока за чередою взглядов талых,
Лишь тени солнца да холодные снега.
Меня не веселит ничто в тебе. Природа:
Ни хлебные поля, ни отзвук золотой
Пастушеских рогов, ни утренней порой
Заря, ни красота печального захода.
Смешно искусство мне, и Человек, и ода,
И песенка, и храм, и башни вековой
Стремленье гордое в небесный свод пустой.
Что мне добро и зло, и рабство, и свобода!
Меня никто не встречает около метро,
Сжимая в руке помятый букет ромашек,
Как грустный, промокший в дожде Пьеро.
И я не Мальвина, я просто старше.
Меня не целуют в спавшую прядь волос,
Что вьются чуть ниже моих лопаток.
А утром не спросят: — ну как спалось?,
Пока я вливаю в себя кофейных осадок.
Меня не просят жить вместе и врозь,
Не разрушают мне нервные клетки.
Просто, тут, как-то вдруг, повелось,
Что лучший друг Цитрамона таблетки.