— Папа, Чарльзу пересматривают вопрос о кредите, они ведь не могут его закрыть?
— Они могут сделать все, что им заблагорассудится. У нас ведь демократия.
— Папа, Чарльзу пересматривают вопрос о кредите, они ведь не могут его закрыть?
— Они могут сделать все, что им заблагорассудится. У нас ведь демократия.
Страна доказывала свою несовместимость с демократией и с разумным устройством, регионы рвали ее на куски, а Ельцин стал трагикомичен.
Премьером стал Примаков, человек вполне понятный: мидак, гэбэшник, профи-интриган. В экономике ничего не понимает, демократия для него — просто слово, которое принято употреблять для обозначения… Уж точно не для обозначения разумного устройства общества. Может, вражеской идеологии?
Ой, какое счастье, что моя «реношка» всё ещё едет после такого, а то мне за неё ещё год по кредиту платить, представляешь? Вот бы я порадовалась...
— Никакой магии, Кэсс. Мы библиотекари. У нас есть мозги.
— Мозг говорит мне: надо использовать магию.
Я понял, что как только кто-то начинает на тебя давить, нужно переключить разговор на тему, в которой собеседник не разбирается.
— Возьмём кредит и откроем пекарню!
— Тебе не кажется, что это слишком рискованно? Может, мы что-то попроще купим? Какую-нибудь ерунду. Мотоцикл, например.
— Это же опасно для здоровья!
— Вот если мы возьмём ещё один кредит — вот это будет опасно для моего здоровья!
... полно дурочек, для которых навороченная иномарка – показатель успешности и богатства, а её владелец кажется им завидным женихом. Но я-то понимаю, что в наши дни тачка стоимостью в сто тысяч долларов в большинстве случаев свидетельствует лишь о том, какой кредит выплачивает банку обладатель покрытого краской железа.
Преимущество диктатуры перед демократией очевидно каждому — лучше иметь дело с одним жуликом, чем со многими.