— Перестань обвинять других в том, что делаю я.
— Я тебя защищаю.
— И так всю мою жизнь. По-твоему это правильно? Винить других в моих ошибках?
— Перестань обвинять других в том, что делаю я.
— Я тебя защищаю.
— И так всю мою жизнь. По-твоему это правильно? Винить других в моих ошибках?
— Я вижу, ты сейчас на взводе. Но дело не в том, что ты женщина.
— Вау. Неужели? Каждый день я проводила с тобой в Кэррингтон Атлантик, помогая тебе построить эту компанию, и вдруг появляется Адам, и Блудный сын возвращается.
— А Адам тут при чём?
— Я всю жизнь боролась за уважение и положение, которое он получил всего лишь за два дня!
— Он долго был лишён того, что у тебя есть всю жизнь. Я ни в чём тебе не отказывал.
— Нет. Я боролась. Не ты отдал мне компанию, я вырвала её сама.
— Но не заслужила! Кэррингтон Атлантик была тебе не по зубам.
— Не по зубам? Зато, когда наше имя валяют в грязи, мои зубы внезапно оказываются крепкими!
Как смешно и сумасбродно это «покорение любой ценой», эта «героическая стойкость человека», эта жажда мести за гибель товарищей, которые погибли потому, что их послали на верную смерть... Мы были попросту неосторожны, мы слишком полагались на свои излучатели и индикаторы, мы совершили ошибки и расплачиваемся за это. Мы сами, только мы виноваты.
— Что ты предлагаешь? Свернуться калачиком и рыдать?
— Если тебе так станет легче, то да.
Она, Совесть, просыпается и начинает всячески докучать. Тычет своим костлявым пальцем по несколько раз в каждую ошибку, раз за разом воскрешает сцены позорного поведения, недостойных манер или всяческого их отсутствия. Хочется переложить на кого-нибудь часть вины, а — не на кого.
— Это наша династия.
— Нет, это не так. Фемпериал — мой. Но есть ли у меня время когда-нибудь поработать над этим? Нет, потому что я слишком занята, покрывая твои преступления.
Всю жизнь на меня давили чужие ожидания. От них я и убегал. Мне нужен выход. И, если, ты хочешь мне помочь, открой его.