Sabaton — Bismarck

Другие цитаты по теме

Не нужны Божьим небесам

Явленья призрачные... Вечность -

Одно спасёт и сохранит, -

Божественную человечность.

Земля земную втянет плоть, -

В мрак унесет её химеры, -

Одна бессмертная любовь

Нам оправдает силу веры.

Но вера скудная моя

Могучих крыл не отрастила:

Страшна ей вечность впереди

И омерзительна могила.

I've dug two graves for us, my dear,

Can't pretend that I was perfect, leaving you in fear,

Oh man, what a world, the things I hear!

If I could act on my revenge, then, oh, would I?

Some kill, some steal, some break your heart,

And you thought that I would let it go and let you walk,

Well, broken hearts break bones, so break up fast,

And I don't wanna let it go, so in my grave I'll rot.

Она угасла, потому что настала зима. Она угасла, потому что устали крылья.

Горькое, непонятное заблуждение! Смешное недоумение ребенка!

Они думают, что она вечна. Они верят в ее бессмертие.

Горькое, непонятное заблуждение! Смешное недоумение ребенка!

Я не пришел будить тебя. Я не пришел звать тебя.

Тяжела могильная плита. Еще тяжелее веки умершего.

Ты знаешь, что вянут молодые березы. Ты знаешь, что листья засохшие шепчутся с ветром.

Тяжела могильная плита. Еще тяжелее веки умершего.

Two thousand men, and fifty thousand tonnes of steel,

Set the course for the Atlantic with the allies on their heel.

Firepower, firefight...

Battlestations, keep the targets steady in sight!

Into formation! The hunt has begun!

Death and damnation, the fleet is coming.

The terror of the seas

The "Bismarck" and the Kriegsmarine!

Четыре месяца назад! Да ведь четыре месяца назад Далтон, Резака, гора Кеннесоу были лишь географическими названиями или станциями железных дорог. А потом они стали местами боев, отчаянных, безрезультатных боев, отмечавших путь отступления войск генерала Джонстона к Атланте. А теперь и долина Персикового ручья, и Декейтер, и Эзра-Чёрч, и долина ручья Ютой уже не звучали как названия живописных сельских местностей. Никогда уже не воскреснут они в памяти как тихие селения, полные радушных, дружелюбных людей, или зеленые берега неспешно журчащих ручьев, куда отправлялась она на пикники в компании красивых офицеров. Теперь эти названия говорили лишь о битвах: нежная зеленая трава, на которой она сиживала прежде, исполосована колесами орудий, истоптана сапогами, когда штык встречался там со штыком, примята к земле трупами тех, кто корчился на этой траве в предсмертных муках... И ленивые воды ручьев приобрели такой багрово-красный оттенок, какого не могла придать им красная глина Джорджии. Говорили, что Персиковый ручей стал совсем алым после того, как янки переправились на другой берег. Персиковый ручей, Декейтер, Эзра-Чёрч, ручей Ютой. Никогда уже эти названия не будут означать просто какое-то место на земле. Теперь это место могил, где друзья покоятся в земле, это кустарниковые поросли и лесные чащи, где гниют тела непогребенных, это четыре предместья Атланты, откуда Шерман пытался пробиться к городу, а солдаты Худа упрямо отбрасывали его на исходные позиции.

Мой дух уже в иных пределах.

Любимый, не роняй слезы́!

Моя душа туда взлетела,

Где остановлены часы.

Там — вечный день, там — все свободны,

Покой и радость на челе...

И я молюсь о вас сегодня,

О вас — идущих по земле.

Но не печальтесь у могилы,

Не верьте, что огонь погас...

Я помню вас! Я вас любила!

Я и сейчас молюсь о вас!

Что мне давалось, тем и был богат.

Не завещаю — отдаю назад.

Объятья возвращаю океанам,

Любовь — морской волне или туманам,

Надежды — горизонту и слепцам,

Свою свободу — четырём стенам,

А ложь свою я возвращаю миру.

В тени от облака мне выройте могилу.

Кровь возвращаю женщинам и нивам,

Рассеянную грусть — плакучим ивам,

Терпение — неравному в борьбе,

Свою жену я отдаю судьбе,

А свои планы возвращаю миру.

В тени от облака мне выройте могилу.

Лень отдаю искусству и равнине,

Пыль от подошв — живущим на чужбине,

Дырявые карманы — звёздной тьме,

А совесть — полотенцу и тюрьме.

Да возымеет сказанное силу

В тени от облака...

Коль умру невзначай,

Разнеси свою песнь над моей могилой,

О, кузнечик милый!

Разве в такой ситуации люди не прощаются? Будь сильным, дитя. И не делай такое грустное лицо.

Жалость – разновидность любви, которая ничего не требует взамен и потому является своего рода молитвой. А по усопшему всегда надо помолиться. Замолкнувшее сердце, застывший купол недышащей груди, оплывшие свечи глаз требуют молитвы. Каждый умерший – это разрушенный храм, и, глядя на него, мы должны пожалеть его и помолиться за него.