И в сумерках,
И на заре
Цветущей сливою я любовался,
Но лишь отвел глаза -
Осыпались цветы!
И в сумерках,
И на заре
Цветущей сливою я любовался,
Но лишь отвел глаза -
Осыпались цветы!
Я розу дивную
Увидел нынче утром.
Подумал с грустью:
Как, наверное, она
Недолговечна!
Крики гусей перелетных...
Им вторя,
Возносятся к небу стенанья мои:
Горько встретить мне осень
В сердце твоем.
Много трав и цветов
На осенних лугах -
Нет им числа,
Как и думам моим
Беспросветным.
Разлука
Не имеет цвета.
Так отчего ж она
Так за сердце берет,
Его окрашивая грустью?
Что ж, бывает и так -
в этом мире, столь зыбком и бренном,
полюбить мне дано
ту, которой вовек не увижу,
о которой лишь ветер шепчет...
И днем и ночью
Любовался я...
О сливы лепестки, когда же вы успели.
Не пожалев меня, так быстро облететь,
Что не заметил я печальной перемены?
Я полон грусти, расстаюсь с тобой,
Слезинки светлые дрожат на рукаве,
Как яшма белая...
Я их возьму с собой,
Пусть это будет память о тебе...
Когда рождается младенец, то с ним рождается и жизнь, и смерть.
И около колыбельки тенью стоит и гроб, в том самом отдалении, как это будет. Уходом, гигиеною, благоразумием, «хорошим поведением за всю жизнь» — лишь немногим, немногими годами, в пределах десятилетия и меньше ещё, — ему удастся удлинить жизнь. Не говорю о случайностях, как война, рана, «убили», «утонул», случай. Но вообще — «гробик уже вон он, стоит», вблизи или далеко.
Арчи, я говорил тебе, что глупо упрекать себя за отсутствие дара предвидения, как и за бессилие.
Всё своё существование люди боролись за свою свободу. А получив её, теперь не знают, что делать. У нас слишком много возможностей и мы теряемся в этом. Умеем лишь требовать и получать свободу, но управляться с ней – нет.