Андрей Васильев. Файролл. Квадратура круга

– Вы все – мертвецы – с скрежетом убрав меч в ножны, заявил Витар, и для убедительности обвел нас пальцем, закованным в сталь – Все! Я лично каждому сердце вырежу.

– Страшно-то как – хихикнул кто-то из молодых рыцарей.

– Он похож на Хельга-дурачка из замка моего папеньки – заметил другой – Того тоже все, кому не лень лупили, а он всякий раз грозился отомстить. Ужасно и неотвратимо.

– Отомстил? – заинтересовалось сразу несколько рыцарей – Или нет?

– Какой там. Мало того – за каждую такую угрозу он еще и дополнительных тумаков получал.

Другие цитаты по теме

Разбудила. Вот всё-таки разбудила.

—  Не пойду я никуда, — уже членораздельно произнес я, — Не хочу. Лучше расстреляй меня.

—  И очень плохо!  — назидательно произнесла Вика.

—  Расстреляй хорошо, — предложил я, — Найми актёров, одень их в белогвардейскую форму, и пусть лощёный офицер с тонкими усиками, махнув перчаткой, крикнет: «Огонь». Он даже может обругать меня: «краснопузой сволочью».

Где он?  — раздался громкий девичий вопль, — Где? Проводите меня к нему, я хочу плюнуть в этого человека!

Тьфу! Вот ты как тот пьяный, что до кочерёжки докопался, отчего та черна, да отчего гнута...

Когда в глазах есть огонь, в руках сила, а в голове мысли, это всегда хорошо. Это значит, что в твоей жизни есть смысл. А вот когда мысли ещё есть, а всего остального нет, то подобное куда печальней. Потому что из этого следует только одно — пришло время умирать, да. Ибо что может быть сквернее, чем осознание собственного бессилия?

—  О чём задумался?  — прощебетала Олеся, пристраивая свою голову мне на плечо, — Что-то не так?

—  Всё так, — приобнял её я, — Просто после соития всякая тварь грустна бывает. Закон бытия.

— Не умею я. Ну вот не умею, — недовольно пояснил он мне.

— Плохо. Надо неустанно овладевать полезными умениями и навыками, — наставительно сообщил я ему. — Потому как знания — они самое верное орудие пролетариата. И куда лучше и надежнее булыжника, тоже популярного в народной среде оружия.

— Кого? — заинтересовался Данут. — А что такое пролетариат? Ты поподробнее не объяснишь?

Стоп! Не хватало только вооружить этих компаньерос марксистско-ленинской теорией, они тут мигом социалистическую революцию забабахают, в отдельно взятых джунглях.

Я достал телефон и набрал Вежлеву.

— Любезный сэр, — сообщила мне она вместо приветствия. — Если вы позвонили мне сообщить, что завтра всё отменяется, я прокляну вас, а после брошусь вниз со своего девятого этажа, как с башни в море. И мой бесплотный призрак будет являться вам каждую ночь, махать пальцем перед вашим носом и премерзко шипеть.

— Напротив, моя прелестная леди. — Я поддержал её шуточный тон. — Я позвонил вам, дабы убедиться в том, что наша завтрашняя встреча состоится, ибо только ожиданием её, её одной, я живу все эти длинные дни и эти ужасающие, пустынные и наполненные тоской ночи.

Счастье — это как передышка у случайного костра на длинном пути по ночному лесу. Немного тепла, немного покоя — и снова тебе идти по темной дороге без просвета, зачастую даже не зная, далеко ли до того места, где деревья сменятся лугом или степью. И есть ли выход из этого леса вообще?

— Итак, — Верорг разжал кулаки и припечатал ладони к столу, — что ты хочешь за свои услуги?

— Щенка, саблю и барабан! — я активно похлопал ресницами. — И ещё пятьсот эскимо!

Вот мы все себя считаем стратегами, всё мы просчитываем, всё предусматриваем. Фигня. Чем многослойней план, чем тоньше расчёт, тем больше вероятность ошибки. Наши предки, люди неглупые, давным-давно изрекли: «Где тонко — там и рвётся». А у меня, по ходу, везде тонко было.