Я подумала, что гладить ее по волосам в моменты глубоких проникновений – удовольствие на грани мазохизма.
Мазохизм — извращение, которое заключается в причинении боли себе, хотя для этого гораздо лучше подходят другие.
Я подумала, что гладить ее по волосам в моменты глубоких проникновений – удовольствие на грани мазохизма.
Мазохизм — извращение, которое заключается в причинении боли себе, хотя для этого гораздо лучше подходят другие.
Женщина дотрагивается не только до промежности. Поглаживание шеи, касание собственными руками пупка, груди и очертания талии. Да черт с ними, даже прикосновения к собственным складкам может быть безумно сексуально. Словив оргазм от собственных рук – Вы никогда не позволите другим хаять Вашу сокровищницу. Вашу Пандору.
Приходи — выбирай, властвуй — побеждай!» — Такой девиз этого заведения. Забавно, правда? Вся прелесть и сладость этого в том, что на абсолютно каждый товар найдется свой покупатель. В чем пикантность публичного дома? В честности. Каждый из нас, помнит, как в детстве засматривался на ту блондинку красотку из игры на денди, или же воображал себе грудастую девчонку с татуировкой клубнички у пупка, и вся прелесть борделя в том, что здесь такая примитивная низость в рамках допустимого, выполнимого. Найти свой сексуальный фетиш – просто. Просто, если ты определился в степени своего извращенного либидо. А публичный дом, словно вторая исповедальня. Здесь тебе и слова найдутся, был бы слушателей с пятым размером и пухлыми губами, которые можно занять, чтобы не осуждала во время твой «горькой» исповеди.
— Тебе пора на вечернюю службу.
— Нет.
— Ко мне приедет клиент.
— Ах, вот оно что. Значит, я не могу быть священником, который освещает твой дом?
— Нет.
— А слесарем?
— Нет.-я улыбаюсь.
— Почему я не могу быть твоим постельным трофеем? — он играет бровью.
— Да потому что сами боги скажут, что ты не трофей. Падший, пошлый распутник.
Протянув мне поднос с двумя револьверами, она улыбнулась.
— Слышал про такую вещь, как «русская рулетка»?
— Таша... только не это, — вздрогнул я.
— Выбирай свой пистолет.
— Таша.
— Выбирай.
— Таша, я прошу тебя. Дай мне второй шанс, — вдруг говорю я.
— Ну нет. Второй шанс дают более милым людям, а ты его не достоин. К тому же, если ты не выстрелишь себе в висок, то свободен, а если выстрелишь, то прости. Либо умрешь, либо я помогу тебе.
На секунду, я вспомнила строчки из песни Джессики Рэббит, что пела в этом баре из фильма. «Почему ты не поступаешь правильно, как другие мужчины?» Эта фраза словно характеризовала всех, кто был у меня до этого момента.
Он любит маму, как божество, и я много раз слышал, как он любит ее сравнивать с приближенной к Богу. Хотя я и отношусь к религии прохладно, но приближать человека к святым — сверхлюбовь.
Мне нужно довериться мужчине и показать свое расположение к его персоне, а таких в кругу моего поля зрения сейчас всего один, и тот на меня ноль внимания.