Они «питают» меня. Мои родные, любимые... Мы храним образ наших родителей не в памяти, но в сердце... Мы редко возвращаемся к этим образам, но они живут в нас и никуда не исчезают. До самой смерти. Они с нами, даже если семьи уже нет, и родители давно лежат в могиле, и сами мы постарели и доживаем последние дни...
За мать из Мистик-Фоллс, которая сперва ненавидела меня, а затем стала лучшим другом. Она была сильной, заботливой. Она не только защищала наш город, но и смогла вырастить прекрасную дочь, которая станет моей семьёй. За Лиз Форбс. Её не стало, но она не забыта.
Иногда все так надоедает, что хочется умереть. Иногда все так удивительно, что хочется жить вечно.
Умер её отец, но об этом никто не знает. Кости его не погребли, заупокойную не отпели. Вот его дочь каждый год в день его смерти и плачет — память рода требует грусти.
В чем проблема родителей и детей? Дети утверждают, что их родители всегда будут для них семьей, а родители — что всегда будут заботиться о детях. Но правда ли это так? Разве главное то, с кем и как ты связан? Ведь важнее... Как бы это сказать?.. Связи, которые ты сам выбираешь. Ты не можешь выбрать себе семью, но партнера ведь можно, да?
«К чему? — вопрошал себя король. — Ради чего? Где мои победы? Где то, что могло бы пережить меня?»
Он вдруг почувствовал всю тщету своих деяний, почувствовал с такой ясностью, с какой думает об этом человек, охваченный мыслью о собственном конце и о предстоящем исчезновении всего сущего, как будто мир перестанет существовать с ним вместе.
— Ты учила выбирать меньшее зло. Ты говорила, что есть вещи, за которые стоит умереть, которые важнее жизни одного человека!
— Не тебя!
— Потому что я твоя подруга?
— Да!
— Тогда помни меня!
Четыре месяца назад! Да ведь четыре месяца назад Далтон, Резака, гора Кеннесоу были лишь географическими названиями или станциями железных дорог. А потом они стали местами боев, отчаянных, безрезультатных боев, отмечавших путь отступления войск генерала Джонстона к Атланте. А теперь и долина Персикового ручья, и Декейтер, и Эзра-Чёрч, и долина ручья Ютой уже не звучали как названия живописных сельских местностей. Никогда уже не воскреснут они в памяти как тихие селения, полные радушных, дружелюбных людей, или зеленые берега неспешно журчащих ручьев, куда отправлялась она на пикники в компании красивых офицеров. Теперь эти названия говорили лишь о битвах: нежная зеленая трава, на которой она сиживала прежде, исполосована колесами орудий, истоптана сапогами, когда штык встречался там со штыком, примята к земле трупами тех, кто корчился на этой траве в предсмертных муках... И ленивые воды ручьев приобрели такой багрово-красный оттенок, какого не могла придать им красная глина Джорджии. Говорили, что Персиковый ручей стал совсем алым после того, как янки переправились на другой берег. Персиковый ручей, Декейтер, Эзра-Чёрч, ручей Ютой. Никогда уже эти названия не будут означать просто какое-то место на земле. Теперь это место могил, где друзья покоятся в земле, это кустарниковые поросли и лесные чащи, где гниют тела непогребенных, это четыре предместья Атланты, откуда Шерман пытался пробиться к городу, а солдаты Худа упрямо отбрасывали его на исходные позиции.
С каждым словом, которое мы произносим, с каждым действием, которое мы совершаем, мы понимаем, что за нами наблюдают наши дети. Как родители, мы являемся их самым важным примером для подражания.
Cлайд с цитатой